Внешний вид:  длинное синие платье и такого же цвета хиджаб.  Туфли на среднем каблуке.  Из косметики -  только чуть подведены глаза
С собой:  Чёрная женская сумка с вещами, необходимыми, чтобы пробыть вне дома пару дней и миниатюрная взрывчатка, замаскированная под упаковку пластырей.

    От яркого жаркого солнца не возможно было укрыться даже здесь -  в Японии.  Именно здесь располагалось японское "отделение" СТРАХа.  Наши бы сказали "ветвь", ну да ладно, терминология здесь не особо важна -  суть-то одна.  Это должны были быть мирные переговоры по взаимопомощи:  мы им оружие -  они нам прикрытие с воздуха в случае чего и помощь их "спецслужб", которые считались одними из лучших в Организации.  Почему Джарах отправил на переговоры именно меня?  Загадка из-за гадок, но он куратор -  ему видней. 
    А мне сейчас были видны небольшие домики в японском стиле, находящиеся в расположении базы.  Меня никто не встретил -  это само по себе было странно.  И где же хвалённое японское гостеприимство? -  с сарказмом подумала я, оглядываясь по сторонам.  Но никаких секретных объектов я не увидела (на то они, собственно говоря, и секретные).  У входа на территорию базы меня, всё-таки, встретили:  миловидная миниатюрная японка лет двадцати, похожая на глиняную куколку.  В японском отделе были только женщины:  вот Эмме было бы раздолье!
- Коничива, Зарема-сан, -  проговорила японка, сложив руку перед грудью и склонив голову, -  то моущимасу Акеми.
Я не разобрала слов, но поняла, что она поприветствовала меня, а потом сказала, что-то ещё.
- Салам алейкум, -  немного язвительно отозвалась я, -  не могли бы мы перейти на английский и вы повторили бы всё, что сейчас сказали?
Японка смутила, но согласилась:
- Прошу прощения, Зарема-сан.  Я поприветствовала вас и сказала, что меня зовут Акеми.  Мы ждали вас.  Переговоры будут только завтра, поэтому сейчас, если вам угодно, я показала бы вам вашу комнату.
- Угодно, -  кивнула я, посмотрев на часы -  до дневного намаза оставалось пятнадцать минут.
- Пойдёмте за мной.
"Куколка" пошла впереди, я за ней.  Пока мы шли к одному из домиков с красной выгнутой крышей, я заметила, что здесь есть не только японки, но и очень даже красивые европейки.  Комната, которая была мне отведена, была почти без мебели:  низенький деревянный столик, белый матрас (Акеми сказала, что он называется футон) с постельным бельём, да две вазы с цветами.  Двери и окна были раздвижными.  Как я поняла, члены японского сектора даже здесь пытались сохранить свои традиции, причём настолько рьяно, что это отразилось даже на мне.
- Мне очень неудобно, но, я бы хотела попросить вас кое о чём, -  покраснев, сказала Акеми, когда я, повесив на небольшой крючок, сделанный в каркасе стены, сумку, хотела расстелить молитвенный коврик.
- О чём же?
- Не могли бы вы снять с головы платок и не надевать, пока находитесь здесь?
Акеми смутилась и отвела глаза, я же так и осталась стоять с неразвёрнутым ковриком в руках, непонимающе глядя на неё:
- Но, я не понимаю...
- Ещё раз прошу прощения, но у нас не любят столь явное проявление арабской культуры.  Многим это может не понравиться.  Давайте будем лояльны друг к другу.
- Давайте, -  кивнула я и глаза мои блеснули кинжальным блеском, японка отступила на шаг назад, но на её миловидном личике по-прежнему красовалась скромная улыбка, -  снимай своё кимоно и надень европейскую одежду.  Будь лояльной!
Не дожидаясь ответа гостеприимной хозяйки, я рванулась к ней и одним движением разорвала шёлковую ткань, обнажая маленькие округлые груди Акеми.  Ойкнув, она прикрылась руками, но меня уже было не остановить, ибо она посмела заставить меня пренебречь моими традициями!  Посмела проявить неуважение к моей культуре!  Как может какая-то Неверная указывать мне, как выглядеть и, может быть, как вести себя?  Интересно, что бы на это сказал Джарах?  Дипломатично исполнил её волю?  Ну уж нет!  Я не спущу ей этого!
- Где ваша терпимость, Акеми-сан! -  ядовито улыбнувшись, спросила я, разрывая нижнюю часть её одежд, так что они теперь держались на ней только за счёт рукавов, -  Не знаю, как другие, но я не намерена выполнять ваши прихоти!  Скажи своё аригато, что меня послали с миром, а не с женским батальоном!
Неуловимое движение японки, и вот я уже лечу к стене и больно ударяюсь о неё спиной, а в животе всё свело от резкой боли.  Следом в меня полетел маленький блестящий предмет, который прорезал мой хиджаб и срезал локон волос.  При ближайшем рассмотрении это оказался сюрикен.  Я хотела было метнуть его обратно, но Акеми, повернувшись ко мне спиной, стала запахиваться в обрывки кимоно.  Мы были не на поле боя, а, значит, в спину я не атакую:  интересно, она ко всем поворачивается спиной?  А, если бы это была не я, а например подлец Хаким, который вполне мог бросить этот сюрикен ей в спин?  Опрометчиво!  На смертницу она не похожа.
- Вы кучка диких фанатиков! -  сверкая глазами, выкрикнула "терпеливая японка", -  Жаль, что Джарах-сама не прислал кого-то более цивилизованного, чем ты!
Я не успела ничего ответить, потому что она скрылась за раздвижной дверью, плотно закрыв её.  Дикие, значит?  Что ж...  Они у меня узнают силу "диких фанатиков".  Аллах велик!  Расстелив на волу нахор-намаз, я сотворила две молитвы:  обычную и ту, которую читают перед тем, как отправляться на Акцию во имя Аллаха...

                                                                                                                               ***

    Всё произошло быстро, но феерично.  Проникнув ночью в здание, в котором должны были проводиться переговоры (перед этим перерезав горло двум охранницам), я наклеила по углам помещения и на полу под большим столом, стоящим в центре зала, несколько "пластырей", а потом преспокойно вернулась к себе и крепко заснула.  Наутро я вышла в совершенно европейской одежде:  лёгкие брюки и тонкая шёлковая блузка.  Волосы я спрятала под русым париком.  Даже губы и ногти были подкрашены.  Увидев меня, Акеми улыбнулась:
- Спасибо, что вняла моей просьбе.  Прошу простить меня за вчерашнее.  Я вспылила.
Девушка поклонилась мне чуть ли не до земли, со сложенными перед грудью руками.  Поразительно!  Ведёт себя так, будто ничего не произошло.  Хотя, какая теперь разница.  Я лучезарно улыбнулась, положив руку на плечо японки:
- Я прощаю тебя.  Прости и ты меня.  Я вчера была груба и невежественна.  Больше такого не повторится.
Я даже обняла девушку и мы мгновенно стали подругами (во всяком случае, так это выглядело со стороны).  Она угостила меня завтраком, потом мы погуляли в небольшом саду, заботливо разбитым на территории базы.  Чем я действительно полюбовалась, так это персиковыми и вишнёвыми деревьями, а лотосы привели меня в неподдельный восторг.
    Не меньший восторг ждал меня впереди.  Ровно в полдень все, кто должен был, собрались в большом зале.  И я.  Вот они!  Сидят там и разглядывают меня как восьмое чудо света (это кто ещё дикий?).  И Акеми, которая оказалась советницей главы японского отдела СТРАХа.  Лучезарно улыбается мне, приглашая занять место рядом с ней.  Да-да, сейчас-сейчас, -  мстительно подумала я, чуть улыбнувшись "подруге", а вслух сказала как бы смутившись:
- Я забыла телефон в саду.  Я на секунду.  Прошу меня простить.
Меня, конечно же, простили и я стремительно покинула зал заседаний.  Оглядываясь, я пробежала через сад туда, где была не охраняемая зона и, спрятавшись за розовым кустом, прошептала:
- Аллах Акбар!
Одно нажатие кнопки карманного пульта и пламя алым цветком взмыло вверх, раскрывая "лепестки".  Началась паника.  Охранница заметались в разные стороны.  Те, кто не был на собрании стекались к месту взрыва.  Я наблюдала за пожаром не выходя из своего укрытия и в моих чёрных глазах наверняка отражались отблески пламени.
- Конечно, я простила тебя, Акеми, -  улыбнувшись, проговорила я, наблюдая, как кто-то набирает какой-то номер на телефоне, -  Аллах тебе судья!  Я лишь сократила тебе путь к нему.
А теперь мне пора.  Короткими перебежками я достигла своего домика.  Если мне на пути кто-то встречался, я изображала неподдельный испуг, "ужасаясь" происходящему.  Мне верили.  Или делали вид, что верили.  Это не важно.  Теперь всё не важно, ведь переговоров не будет, потому что кто-то устроил диверсию и мне нужно скорее вернуться, ведь могут убить и меня.
    Именно поэтому, схватив сумку, я побежала к выходу с базы и... тут же попала в крепкие руки людей в костюмах.  Мельком я увидела, что они вовсе не были японцами, а очень даже европейцами.
- Прошу пройти с нами, Зарема-сан, -  абсолютно бесстрастно проговорил один, в то время как второй забрал у меня сумку (пластида в ней, слава Аллаху, уже не было, а пульт я выкинула в какой-то пруд в саду).
- А, что случилось? -  как можно более растерянно спросила я.
- Продолжим разговор в другом месте, -  тем же голосом ответил человек, затем оба они крепко взяли меня под руки и повели к, совершенно неприметной, чёрной машине.  Мне пришлось пойти с ними, потому что если бы я начала отбиваться, то, скорее всего, отбилась бы, но тогда во мне бы увидели боевика, а этого совсем не хотелось, ведь здесь я, как говорят Неверные, голубь мира.

Сидя в подвальном помещении с серыми стенами и грибком на стенах, буйно разросшемуся тут от сырости, я злилась на себя, за то что не смогла решить вопрос как-то иначе, на Акеми и на всех этих красивых утончённых лицемерок, по вине которых я попала сюда.  Хотя, зачем мне злиться на себя, если она первой проявила неуважение.  И это с ними я должна была вести переговоры?1  В полутьме тусклой лампы мои глаза яростно сверкнули.  А теперь меня, скорее всего, расстреляют!  Ну или отрубят голову, как было принято в древней Японии.  Оцени, Акеми!  Я не такая уж дикая и кое-что знаю о вашей стране.  Поднявшись, я со злости ударила кулаком в стену и проговорила тихо:
- Нет!  Глупо злиться на тебя, Акеми, ведь это ты невежественна.  Но ничего -  Аллах исправит твои ошибки!
Агенты японского отдела забрали у меня всё и даже лакированные чётки, потому, чтобы хоть как-то прийти в равновесие, я села на колени и принялась читать молитву.  Её прервал скрип открывающейся двери.
- Пошли.
В дверях стоял тот же, лишённый всяких эмоций, человек в костюме, что запер здесь, а до того вместе с напарником забрал меня у выхода с японской базы.  Но самой он мне идти не дал, а, буквально потащил, крепко взяв за локоть.  Я не спрашивала, куда меня ведут, а, даже по пути, возможно, по последнему, продолжала монотонно бормотать молитву.
    Пройдя два узких небольших коридора, мы свернули в ещё более короткий и подошли к тяжёлой металлической двери, открыв которую, человек грубо толкнул меня в спину:
- Заходи.
Переступив порог, я огляделась.  Здесь не было орудий пыток или расстрельной стены.  Не было даже следователя, ведущего допрос.  Здесь был Саббах, от мрачного взгляда которого я не то что сквозь землю, сквозь время и пространство была готова провалиться.  С ним был напарник того, кто привёл меня сюда.  Напарник говорил, куратор молчал.  Меня усадили на стул перед пустым столом.  Один вышел, а тот, что говорил с Джарахом, остался.  С его слов я поняла, что Акеми успела "пожаловаться" на меня кому-то из девиц, после нашей ссоры.  Я отвернулась, чтобы Джарах не смог видеть ярости на моём лице.  Говорящий, вдруг, неожиданно обратился ко мне.  Нужно было хорошо подумать:  стоит ли скрывать?  Ведь я -  Воин Аллаха и отстояла мою веру и мою культуру, показав, что с нами так нельзя, что мы сила!  Стоит-стоит!  Мы сила, но "карающий меч правосудия" существует не только у нас.  Смерть в результате казни, ещё и неверного недостойна Воина Аллаха!
- Нет,-  ответила я, стараясь не встречаться взглядом с Джарахом, -  у нас с Акеми, действительно, был конфликт, но утром мы помирились.
А вот этого вы отрицать не можете, потому что это видело половина базы.  Я с трудом удержалась от ехидной усмешки.

Записи с камер!  Как я могла не догадаться!  Как могла позволить себе засветиться!  Лицо моё оставалось спокойным, но внутри в желудок упал свинцовый холодок страха.  Я невольно перевела взгляд на куратора.  Как мастерски он вёл этот диалог и, похоже, вот-вот выиграет одной только интонацией.  Истинный воин Аллаха посланный нам в подмогу! -  подумала я.  Какие-то другие мысли сейчас не могли бы даже сформироваться, потому что на первом месте был страх, причём даже не перед агентами или Аллахом...  Саббах был страшнее и виртуознее любых спецслужб.  Во всяком случае, так мне казалось.  Удар оказался столь неожиданным, что я едва не упала и удержалась на стуле только за счёт того, что отвела в сторону левую ногу, чтобы опереться ею.  Джарах был страшен в гневе!  То что случилось тогда, когда меня избили плетьми, было не чем по сравнению с тем, что происходило сейчас.  Я открыла было рот, чтобы сказать что-то ему или всем присутствующим, но не успела даже начать говорить, потому что моя рука была заломлена мне за спину так, что в плечевом суставе послышался хруст.  Не перелом, скорее всего, просто вывих, но от боли я едва не застонала.  Позор тебе, Окаева!  За всеми этими миссиями прикрытия ты совершенно разучилась терпеть боль.  Видимо, теперь научат.
- Хороший ход, -  ухмыльнулся Калеб, -  сейчас вы заломили ей руку за спину, а покинув территорию базы бережно вправите вывих и извинитесь, мол, так было нужно?
- Отпусти их, -  неожиданно сказал второй агент.
- Что?
- Он сам с ней разберётся.
Нам неожиданно легко позволили уйти и даже вернули мне мои вещи.  Перед выходом мои чёрные глаза "просканировали" агентов.  И где подвох, гяуры?  Просто взяли и отпустили -  как же-как же!
    Но, так или иначе, но мы покинули территорию базы.  Пока шли до выхода, Джарах отпустил мою руку, чтобы это не выглядело уж совсем дико.  Я тут же схватилась за плечо, принявшись растирать её.  Передо мной стояла дилемма -  сказать правду куратору и, тем самым, быть честной перед ним и перед Аллахом, ведь ложь в Исламе -  грех, или продолжать молчать и отрицать всё.  Сказать -  значит отправиться в шахиды или получить наказание в сравнении с которым битьё плетьми покажется приятной расслабляющей процедурой.
- Это не я, -  понизив голос, честно соврала я, пока мы шли к его машине, -  маячок у меня, действительно был.  Свой.  Я на всякий случай, чтобы, если что, можно было предоставить...
От крайнего волнения я говорила на смеси чеченского и русского.  Как я не старалась, голос у меня дрожал.  Я старалась не смотреть на лицо Джараха, боясь что даже в профиль увижу на нём угрозу.  Конечно увижу!  Но я не отходила от него не на шаг, боясь "спугнуть" и навлечь огонь н себя.  Ситуация походила на ту, как если бы я была переговорщиком, боящимся спугнуть террориста во время теракта.  Когда мы подошли к машине, внутри почему-то всё похолодело.  Я понимала, что никакой "вежливости" в пределах лагеря не будет и в помине.  Сев на переднее сидение я стала перебирать лаковые чётки.  Пальцы изредка подрагивали.
    Ни я не Джарах пока не знали, что за нами постоянно менялись машины, в которых ехали Джейсон и Калеб:  агенты японских спецслужб, целью которых было проследить, действительно ли я получу своё наказание или поведение Джараха было лишь спектаклем для отвода глаз.

Сказать, что я ничего не понимала, значит ничего не сказать.  Джарах ничего не ответил на мои оправдания, что вполне логично (я б тоже не ответила на подобное.  Я села в машину.  Дальнейшее развитие событий мне было абсолютно непонятно:  зачем террорист просит у японцев взрывчатку, если нам нужно в порт?  Я ошеломлённо наблюдала как такие же ошеломлённые японцы, переглядываясь между собой всё же принесли Саббаху требуемое.  Сидя в машине я не видела, что было в чемоданчике, но исходя из того, что никаких скандалов с японцами больше не было, всё было в порядке.   
- Конечно, -  ответила я, доставая из сумочки парик и держа его в руках, не зная, надевать ли его сейчас, или на подъезде к порту.
За полчаса я нарушила сразу два исламских правила:  вышла на улицу в европейской одежде, чем в принципе сильно скомпрометировала мужчину Востока, да ещё и была с непокрытой головой, что для мусульманской женщины было ещё хуже.  Единственное, что я успела сделать, пока сидела в камере, это стянуть волосы в тугую косу, чтобы соблюсти вид скромной русской женщины:  иногда обстоятельства вынуждают заимствовать некоторые обычаи гяуров.  Что ж, всё во имя Аллаха.  Но я лукавила, боясь признаться даже себе самой:  Аллах был здесь ни при чём.  Я беспокоилась о собственной участи.  О том, чтобы не разозлить Джараха или других членов ветви, которые увидят меня в таком виде.  Это не корысть -  воин Аллаха должен погибнуть лишь в бою и никак иначе.  Кого ты обманываешь, Окаева?  Если Саббаху будет угодно, ты даже помолиться не успеешь.
    Ехали мы довольно быстро.  Вот уже вдали показался порт.  Были слышны паромные гудки, повсюду летали чайки.  Люди сновали туда-сюда, не останавливаясь, казалось, ни на секунду.  Расправив парик, я приготовилась надеть его и, даже пригнулась, потому что заметила, что охрана порта с подозрением оглядывает каждую въезжающую в порт машину.  Особенно, если она такого же цвета как наша.

План Джараха был гениален!  Как всегда.  Говорил он сдержано, но я буквально кожей чувствовала кипящий в нём гнев.  Просто нужно представить себя в боевой обстановке, -  решила я, -  тогда будет не так страшно.  Это было странно, но в ситуациях, где людей обычно сковывает страх я ощущала себя гораздо спокойнее, чем сейчас с сидящим рядом боевиком, страх перед которым затмевал разум.  Соберись! -  встрял внутренний голос, -  Ты воин Аллаха!  Веди себя достойно.  Даже если придётся принять смерть!  О какой смерти я подумала?  Вполне понятно -  Джарах не прощает ошибок.  Так я думала сейчас.
- Есть, -  коротко сказала я, расстёгивая сумку.
Саббах велел переодеться и вышел.  Я не задавалась вопросом "зачем?", я просто делала.  Если куратор посчитает нужным, сам расскажет. 
    Достав из сумки чёрные брюки и синюю блузку, я спешно переоделась.  Я уже начала прятать платье в сумку, когда дверца машины вновь открылась и Джарах втащил машину какого-то пьяного.  Нет, не пьяного -  мёртвого!  Шея была мастерски свёрнута, так что когда его найдут, если это будут простые обыватели, не сразу поймут, что с ним.  Я и сама не раз проделывала это, поэтому сейчас смотрела на это абсолютно спокойно.
- Нет, -  с лёгкой улыбкой ответила я, -  его штаны мне надевать не придётся.
От брезгливости меня передёрнуло.  На дальнейший приказ я коротко кивнула и вышла.  Пройдя пару метров я обернулась.  Машина медленно "разгоралась".  Огонь был внутри, а сам Джарах куда-то делся, где-то спрятался.  Это он умеет:  исчезать и появляться неожиданно.  Возможно поэтому его до сих пор не поймали.  Отвернувшись, я пошла вдоль воды, чтобы найти нужное место.  Куртка японца получилась мне в облипку, потому что он был худой и низкорослый.  Было неудобно но, что поделать.  На меня смотрели как на экзотическое животное в зоопарке, отчего мне хотелось если не взорвать их, то хотя бы перекидать в море одного за другим.  Лицемеры!  Едва ли не хуже европейцев!
- Прошу прощения! -  послышалось за спиной, когда я, наконец-то нашла нужный мол, -  Вы кого-то ищите?  Вам нужна помощь?
Передо мной "материализовался" полноватый японец с "приклеенной" улыбкой и масляным взглядом.  Я прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы подавить закипающую ярость.
- Нужна, -  гортанно ответила я.
- Всё что угодно!
- Я занимаюсь медитацией на воду.  Мне нужна тишина и покой.  Поможете?
Японец не сразу понял, что я имела ввиду и, уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, но мой взгляд "закрыл" его обратно.  Разочарованный потомок самураев ушёл, а я стала вглядываться в дорогу, по которой Джарах пойдёт, чтобы найти меня.

Я незамедлительно выполнила приказ.  Так получилось, что в "такси" мы оказались с ним оба на заднем сидении.  Я убрала батарейку в сумку, туда же, собственно, положила и телефон.  Было около двух часов дня -  через час было время намаза.  Однако, о каком намазе могла идти речь в такой обстановке.  Таксист кружил вокруг порта, в ожидании того, пока Джарах не скажет, куда нужно ехать.  Мужчина назвал какое-то место и мы поехали в том направлении.  Всю дорогу ехали молча.  Я боялась говорить с ним.  Да и, что говорить?  Оправдываться?  В этом абсолютно не было смысла.
    Выйдя из "такси" мы стали ждать чего-то.  Боевик пошёл к кому-то, потом вернулся уже на другом "такси", на котором мы, собственно, и поехали в аэропорт.  След путает, -  поняла я.  Я сложила руки на коленях, не рискуя лишний раз доставать мусульманские чётки -  это может быть приметой, если нас будут искать. 
    И вот он -  аэропорт.  Войдя в здание я, почему-то, напряглась, хотя для этого не было абсолютно никакого повода, потому что улетали мы легально, да и взрывчатки у меня с собой не было.  Можно было бы сделать так, чтобы Джарах заказал свой личный самолёт.  Легче и сложнее одновременно:  легче, потому что мы минуем паспортный контроль, сложнее, потому что его могли засечь японские, и не только агенты.  Паспортный контроль прошёл успешно и, когда мы сели в самолёт, я шёпотом прочла молитву, благодаря Аллаха, что опасность обошла нас стороной.  Нас, но не меня, потому что моя опасность была ещё впереди.

Всё время, пока мы летели до Хабаровска, Джарах, как мне показалось, был где-то между дрёмой и бодрствованием.  Странно было видеть лицо боевика таким спокойным, умиротворённым.  Такими бывают наши бойцы после удачно выполненной операции или выигранного боя.  Но у Джараха была не та расслабленность.  Другая, какая бывает, когда человек думает о чём-то приятном или что-то вспоминает.  Я вспоминала красивую мать и двух сестёр со звонкими голосами и лучистыми глазами.  Особенно Фатиму:  она больше всех плакала, когда я уходила в "Гюрзу" -  обняла меня сзади и не хотела отпускать.  Посмотрев тогда в её глаза, я пообещала вернуться и тоже разрыдалась.  Это были мои последние слёзы, не считая скупых слезинок, вытекающих из глаз лишь при сильной физической боли.  Если Саббах не отправит меня в шахиды за мою выходку в Японии, попрошу короткий отпуск и съезжу к родным.  Надо помочь матери и узнать, не обижает ли кто.  В последнем письме она писала, что на Гюльнар заглядывается какой-то гяур-бизнесмен.  Эту проблему нужно решить.  Из-за обилия нефтяных скважин в Саудовской Аравии, в страну стали приезжать бизнесмены и главы различных корпораций.  Они заселяли столицу, продолжая жить там по европейским законам, абсолютно игнорируя нашу культуру и традиции, а наши женщины были для них чем-то вроде проституток.  Я не собиралась с этим мириться.  Может, уговорить мать перебраться на  Кавказ?  Там им будет безопаснее.  Русские вряд ли полезут к ним со своими уставами -  побоятся.  Кроме того, Чеченская республика часть СССР, а СССР хвалится тем, что защищает каждого своего гражданина.
    За пять минут до посадки я открыла глаза и сглотнув нервный комок, силой убедила себя вернуться в реальность и стряхнуть ненужные сейчас мысли.  Я -  член террористической организации.  Я -  воин Аллаха, а рядом со мной мой куратор -  лучший из нас.  На паспортном контроле "лучший из нас" обнял меня и прижал к себе, назвав своей невестой.  Вроде бы в этом не было ничего особенного:  просто слова, обычная привычная мне конспирация, но в груди что-то ёкнула, обдав приятным теплом.  Подыграв ему, я счастливо улыбнулась женщине-контролёру и чуть коснулась головой плеча Джараха.  Теперь у неё точно не возникло сомнений в том, что мы влюблённая пара и нас пропустили без проволочек.

                                                                                                                        ***

    В Хабаровске Саббах позвонил кому-то, чтобы тот помог нам с квартирой на время.  Пока мужчина говорил, я огляделась:  хоть я и родилась в Эр-Рияде и пейзажи востока и его звуки ласкали глаз и слух, но вторая моя родина =  СССР почему-то воспринималась легче, приятнее.  Точно перевезу семью на Кавказ.  В аул, где жил мой дед и где родилась мама.  На вопрос, голодна ли я, я ответила утвердительно:
- Очень.  Я ничего не ела со вчерашнего утра.
В подтверждение моих слов у меня заурчало в желудке, я покраснела.
    Квартира, в которой мы поселились, была однокомнатная.  С простой, но уютной советской обстановкой:  раздельный санузел, небольшая кухня, в наличии которой был небольшой стол, две табуретки, плита и холодильник.  В комнате же не было ничего, кроме двуспальной кровати, кресла-кровати, большого шкафа с лакированными дверцами, да небольшого журнального столика.  Небогато, но мне приходилось жить и в менее обставленной комнате, где мебели могло не быть вовсе -  пустующие квартиры, которые мы иногда оборудовали под временные базы боевиков или под склад оружия.  Пройдя внутрь, я не снимала обуви, как это обычно принято, потому что побрезговала наступать на явно грязные полы.  Хоть я и была солдатом, но чистоплотность всегда отличала меня от остальных.
- В холодильнике совсем нет еды, -  сказала я по-русски с присущим мне акцентом, -  в буфете есть только чай и сахар.
Вернувшись с кухни, я сказала Джараху, по привычке склонив голову:
- Я могу прибрать здесь всё.  Здесь просто свинарник какой-то!
Сказав это, я пошла в туалет -  искать веник.

Хоть Джарах и проверил всё, перед тем, как пойти в магазин, но на душе у меня почему-то было неспокойно.  Подметание и протирание пыли ничего не дало, отодвигание мебели тоже.  Сосредоточившись, я стала медленно проходить по комнате, ощупывая пальцами стены.  У одной из стен под обоими я заметила небольшой выступ.  Подковырнув ногтем обойную бумагу, я приготовилась увидеть там "жучок", она на пол упал лишь кусочек штукатурки.
- Шайтан!
Плюнув, я продолжила уборку.  Я успела закончить как раз к возвращению Джараха.  Полные пакеты в его руках несказанно порадовали. 
    Хотя восточные, да и не только, мужчины говорят, что место женщины -  кухня, и, будь я простой девушкой Востока, я бы с ними согласилась, -  но я всё же не была женщиной в общепринятом смысле этого слова.  Я была солдатом -  боевиком-террористом, а значит, у плиты стояла редко.  Нет, конечно, я помогала девушкам из своего крыла, но случалось это очень редко, потому что как правило, после боя или тренировки уже не до кулинарии.  Потому сейчас на кухне я могла лишь порезать овощи -  это-то я сделаю первоклассно, так как не важно, боевой у тебя в руках нож или кухонный, всё равно же нож.  Ножей, кстати, оказалось только два и один уже взял Саббах, так что, чтобы поточить свой, мне пришлось немного оттянуть обои с самого низа и поточить его о каменную стену.  Кстати, вышло идеально.  Заточка почти боевая (кухонная сталь не позволяла заточить острее).  Овощи резались мною тонко, ровно, да ещё и с приличной скоростью -  всё же, до пятнадцати лет я была если и не идеальной, то довольно неплохой хозяйкой.  Джарах стоял у этого же стола (другого тут и не было) и занимался мясом.
- Могу я спросить вас? -  неуверенно начала я и мой голос эхом отозвался от почти пустых стен, -  Вы уверены в человеке, который помог нам с квартирой?
А какие у меня аргументы в пользу своей неуверенности?  Предчувствие, что послал мне Аллах?  Или смущение разума шайтаном?  Задумавшись, я уронила нож, который едва не попал мне по ноге.  Когда я опустилась на корточки, чтобы его поднять, доказательства моего недоверия обнаружилось торчащим из плинтуса.  Оставив овощи, я метнулась в коридор, где стояла моя сумка.  Достав фонарик, я прибежала обратно и осветила свою находку:  из-под плинтуса выглядывала чёрная "горошинка" "жучка" на тонком проводке.  Зная, что на "жучок" всё записывается, я тронула Джараха за руку и жестом призвала заглянуть под стол.  Когда куратор наклонился, я лучом фонарика указала ему на находку.

Всё то время, пока террорист говорил по телефону со своим другом, я резала овощи и красиво выкладывала их на тарелку.  И вроде бы обычная картина:  мужчина решает свои вопросы, женщина делает то, что ей положено.  Со стороны можно было принять нас за семью.  Но это только со стороны...  Не прекращая своего занятия, я внимательно прислушивалась к разговору, изредка поворачивая голову в сторону источника звука.  Что-то не нравилось мне в этом Абдулле.  Что-то в его голосе заставляло насторожиться.  И, вскоре, я поняла что именно:  слишком учтивый, слишком льстивый голос.  Обычно так говорят подлые трусливые шакалы, ненавидящие и боящиеся.  Но я не могла сказать ни слова, потому как Саббах мог и наказать за попытку осуждать его друзей или подчинённых.
    А мог и не наказать, потому что сейчас он был занят приготовлением мяса.  Вымыв зелень, я тоже нарезала её, чтобы потом посыпать ею мясо в качестве приправы.  Время шло.  Мы хозяйничали в полной тишине.  Украдкой я смотрела на куратора, наверное, любуясь им.  Сильный крепкий суровый восточный мужчина-воин.  Меня привлекали такие, но у Джараха была особая жёсткая, притягательная власть.  Мне нравилось наблюдать за ним, за его движениями.  Сама же я делала всё изящно и плавно.  Мне было непонятно, как происходят мои "перевоплощения" из боевика в обычную женщину.  Наверняка, красивую женщину, но это решать не мне.  Видно Аллаху так угодно, -  подумала я, ставя на стол овощной слать и принимаясь чистить картошку, которую нужно будет отварить к мясу.  Очистив и нарезав, я положила её в кастрюльку и понесла к плите.  Пространства на кухне было мало, потому мы с Джарахом волей-неволей соприкоснулись телами, пока я ставила кастрюлю на плиту.
- Простите, -  проговорила я, тут же отстраняясь, -  салат готов.
Поставив на стол тарелки и вилки, я села у стола, в ожидании, пока сварится картошка и сготовится мясо.  На душе было неспокойно:
- Зачем под столом "жучок"? -  спросила я на русском, -  Квартиру проверяли федералы?
Значит, наши люди уже были здесь.  А, что если этот Абдулла просто сбежал, оставив пустую квартиру?  Ведь кто-то же кусал свечу.  И, если федералы знают о ней, тогда...  Мужчина поставил на стол божественно пахнущее мясо и моя мысль прервалась сама собой.