Одним утром, когда на улицах висела туманная мгла, из высотного дома, где сдавались внаём места для проживания гостей столицы, вышел человек с большой кипой бумаг под мышкой и принялся расклеивать объявления по пути своего следования, в них можно было прочесть, что впервые в этом городе, герой Шмидт открывает свою школу для разнообразных, умелых и талантливых личностей, чтобы помочь им самореализоваться и достичь высот, среди изучения как боевые, так и науки, выглядело это очень необычно, но наверное люди ещё ни к такому привыкли, поэтому мало обращали внимания. Дойдя до перекрёстка, он свернул на противоположную часть улицы и стал расклеивать там, но чтобы полегче, положил бумагу на тротуар. Вдруг пронеслось несколько машин, и листки разлетелись по сторонам. Он принялся их собирать и сам не заметил, как очутился на проезжей части, водители стали сигналить и ругаться на него. Пришлось вернуться на пешеходную дорогу, оставив часть бумаг несобранными. Потратив много времени, он наконец сумел избавиться от остальных и поскольку порядочно устал, занимаясь всем этим, решил зайти куда-нибудь, подкрепить свои силы, увидел вывеску на первом этаже и заглянул туда, это был довольно просторный, но мрачный и пустынный зал, где в это время обычно было мало посетителей, "ну ничего, зато никто не будет мешать и приставать лишний раз". Шмидт сел за стол подальше, который находился сбоку от дверей, чтобы видеть всех, кто входит, а его бы не видели. Через некоторое время, перед ним на столе уже были приготовленный омлет, две копченые селедки, мелко нарубленный лук, яблоки ранет, пиво и тарелка темного хлеба. Затем он надрезал селедки в длину, отделил головы, положил на блюдо, потом, снял кожуру с яблок, нарезал их ломтиками, перемешал и, обильно полив маслом и уксусом, вспомнил, что у него осталось одно обявление, встал, приклеил его у входа на самом видном месте, после чего вернулся за стол и принялся поглощать свое невообразимое кушанье.

Наслаждаясь весьма странно приготовленной, но довольно вкусной едой, Шмидт даже и не подозревал, что произойдет через несколько минут. Только он успел доесть примерно до половины, как с ним случилось событие, которое заставило пойти его планы совсем не так, как предусматривалось, и обратило всё в немного другую сторону. А именно, он внезапно узрел пред собой подошедшую девушку, на ней были серые джинсы, чёрная кожаная куртка и чёрные ботинки, с длинными темными распущенными волосами, и подведенными глазами, "с чего бы это вдруг она ко мне, я конечно понимаю, что день и людей маловато, но всё же, почему", хотя вскоре всё разъяснилось, когда она спросила разрешения присесть.
- Да пожалуйста, - Шмидт встал из-за стола, подошел к соседнему, вытащил оттуда ещё один стул, приставил рядом к своему столу и снова отодвинул, чтобы она могла присесть, причем когда она опускалась, все время держал высокую спинку стула руками, как будто они на корабле в шторм или на территории землетрясения, способного вызвать падения предметов и людей. Завершив это, он вернулся на свое место и хотел было уже спросить, чем это удостоился такой чести, как вдруг рядом появился официант и спросил у неё, что она будет заказывать. Услышав про "крепкий кофе и бутер...сендвич", он понял, что она родом не из местных, да и внешним видом она сильно отличалась от англичан, хотя в последние годы здесь творилось что-то невообразимое, кого только не было. Но потом, развернув сорванное с двери объявление, она показала его и спросила:
- Прошу прощение, мистер.... сэр.... вы не подскажете, где находится это место?
Секунду он застыл с ложкой в руке и недоеденной пищей во рту, затем быстро прожевал и проглотил еду, отставил в сторону ложку, и ответил:
- Вам повезло, я автор этих строк, и поэтому, если желаете записаться, давайте сделаем завтра утром в моём офисе... - "хорошо, что я перед выходом сегодня попросил принимать заявки по моему адресу... Но... чёрт, как же это я не продумал, надо ещё нанять зал, ну да ладно, ничего, разберемся, что нибудь придумаем". - Видите ли, сегодня я жду, пока прибудут остальные желающие... - "хотя, неизвестно, когда они появятся и будут ли они вообще, но не буду же я говорить, что только сегодня начал собирать людей!" - Лучше вечером созвонимся, вот мой номер.. - взял салфетку, достал из внутреннего кармана пиджака карандаш и начал записывать на салфетке номер, но номер не поместился на одной стороне, потому что был написан крупными цифрами, пришлось дописывать на обороте. - В общем, вот так вот... Так что, это я и есть, Эрих Шмидт, а вас как называть? - Шмидт чувствовал, что своей этой фразой он сказал что-то не то, но исправляться не стал. - И кстати, возьмите с собой документы, чтобы было понятно, чему вы учились, и какими навыками и способностями уже владеете, так мне будет легче понять, что именно вам предложить...
Пока она ждала заказа, Шмидт сказал:
- Помнится, вы обратили внимание на мое блюдо, его здесь не подают, это я сам приготовил из того, что тут нашлось, за пару минут, селедки в омлете с луком и яблоками, хотите, вам тоже сделаю?

- Вообще-то, у меня много талантов... - начал было говорить Шмидт, но в голове почему-то вертелись её странные ответы. Интересно, что бы это значило. "Кобра..." а потом "я серъёзно нигде не училась".. да разве такое может быть? Уж школу-то она по крайней мере закончила, как сейчас без этого? Тогда зачем потребовалось скрывать? Чувство подозрения охватило его с новой силой. Стараясь избавиться от этого, он придвинул к себе свою кружку и отпил из неё. - Сейчас я хочу создать новый стиль. С одной стороны, думая об этом, вроде бы нельзя ничего придумать, но с другой, как бы вам объяснить, вот к примеру, у одного человека есть свои любимые приемы, которые он использует, а у другого другие, но если они будут знать больше разных техник, они смогут развиться ещё больше... В этом-то и моя цель, я хочу помочь людям открыть их скрытые силы и возможности, чтобы не только я, но и они сами создавали стиль для себя, понимаете? - хотя умение говорить никогда не было самой сильной его стороной, при этих словах Шмидт почувствовал себя великим оратором, который просвящает невежественную душу. - Так что в этом отношении я пожалуй, экспериментатор...

Отредактировано Erich Schmitt (30.10.2018 00:02)

-Ну да, а что тут такого, талантливый человек талантлив во всём! - заявил Шмидт гордо, когда Рита прокоментировала его слова, считая, что этим самым раз и навсегда поставил точку в данном вопросе, однако оказалось не так, потому что уже вскоре, после его следующих слов, она засмеялась, и принялась смеяться долго, он не мог понять, что тут смешного и сначала просто смотрел на неё, потом даже разозлился, но ничем не стал показывать своего недовольства.
- Ничего подобного, я не шучу! - возмутился Шмидт, когда она выразила своё мнение о его замысле по созданию нового стиля, "тоже мне, да что она вообще в этом понимает, было бы кого слушать, зачем я только внимание обращаю". - То есть, вы хотите сказать, что действительно изобрели что-то новое? Это превосходно. Невероятно. Значит, вам есть чем поделиться со всем остальным миром? И поэтому вы здесь? Надеюсь, у меня будет возможность это увидеть, может, как-нибудь покажете?
На вопрос, чем лично он владеет, Шмидт сначала не хотел отвечать ещё в прошлый раз, но чувствуя, что без этого не обойдётся, устало ответил:
- Методы Фьори де Либери, и Кодекс Валлештайн вас устаривают? - вот пусть теперь подумает, сначала, что это такое, а потом уже говорит, нельзя же так, сначала спрашивать, а потом смеяться.
Но последующие слова снова поставили его в тупик, так как он даже и не думал о том, какая должна быть форма одежды, более того, ему это даже и в голову не приходило, поэтому в первую секунду он просто продолжал смотреть на неё так, как будто заметил у неё на одежде или волосах что-то интересное, а проще говоря, как баран на новые ворота, но понимая, что это не может долго продолжаться, ответил:
- Само собой разумеется. Именно так. А вы что думали?
Наблюдая за поведением и общими повадками Риты, он понял, что она на самом деле приезжая, а упоминания о советском дворе и форме одежды окончательно убедили его в том, кто она. Когда-то Шмидт изучал языки, и многие говорили ему, что он превосходно знает их, в том числе и русский, но на самом деле, ради справедливости, стоит сказать, что он говорил на более чем необычном смешении словацкого, украинского и польского, которое кое-как освоил во время своих поездок в Восточную Европу, в Братиславу, Краков  и на границы Украины, но сейчас решив похвастаться, он сделал вид, что замечания пришлись ему по вкусу:
- О, ви ест бардзо добры чловек, направда? У вас ест добре почуття юмору! То ест добже... Бардзо добже! - и не сомневаясь, что ей понравилось, спросил: - Ну, как я говорю на ваш язык?

Отредактировано Erich Schmitt (30.10.2018 23:49)

"Значит, это не на её родном языке", - понял Шмидт, - "Стало быть, мне всё-таки слегка преувеличили, что я хорошо им владею, иначе бы всё стало понятно, или я просто изучал не те диалекты, как в итальянском, да ну и пусть, всё равно, есть вещи, в которых сам чёрт ногу сломит!" Решив, что надо попробовать удивить её несколько иначе, он сделал вид, что ничего существенного не произошло:
- Да так, ничего особенного. Не обращайте внимания. Просто надо было кое-что проверить, - продолжал он. - Хотите что-нибудь увидеть? С удовольствием.
Он поискал глазами на столе, вытащил из коробочки обычную зубочистку и указал ей на противоположный угол зала. Потом выждав момент когда немногочисленные посетители на той стороне точно отвлекутся и не будут смотреть в его сторону, метнул её точным щелчком пальца так, что она моментально преодолела расстояние через весь зал и пронзила надувной шарик у барной стойки, который висел там как украшение, раздался хлопок как от выстрела, люди рядом со стойкой испуганно вскрикнули и спрятались под столы, подумав, что произошло что-то опасное.
- Видите, использовать можно любой предмет и вещь, хотите, покажу, что можно сделать с помощью самых обычных соли и перца? - он показал рукой на соль и перец на столе. - А зачем делиться... Есть такие слова: " Всё, что мы отдаём, возвращается вновь, Возвращается вера, надежда, любовь, Возвращается больше, чем вдвое и втрое, Чтоб понять мы смогли, что даянье такое! Отдаю не за тем, чтоб, назад получить, Отдаю не за тем, чтоб, потом укорить, Отдаю просто так – от души и для счастья". Это из поэмы Руставели, которую даже неграмотные крестьяне знали наизусть... Увидев ваши способности, люди были бы счастливы и дали бы вам что-нибудь взамен... И вы бы обрели дружбу с ними...Разве это не ценно?

Услышав это, Шмидт понял, что его задача усложняется, и здесь в этом деле ему нужно будет начинать с азов, иначе ничего хорошего не ожидается. Для большей эффектности он сначала сделал вид, что мыслит над более важными проблемами, но потом, выдержав паузу, во время которой он не отводил глаза от Риты, хотя она стремилась доказать свои преимущества, всё же ответил:
- Ну, если бы у меня был выбор в своё время, я бы стал не священником, а экзарцистом, - сказал он и добавил во для избежания недоразумений и непонимания. - Изгоняющим дьявола, - он живо представил себе картину такого изгнания, ведь нечистая сила способна пользоваться слабостью людей, когда он привязывает Риту к кровати, чтобы она не могла навредить себе и окружающим, как минимум, не получила травмы во время судорог и конвульсий, которые являются частыми спутниками, потом представил как читает особую молитву экзорцизма или отрывки из Библии, осеняет крестным знамением и кропит святой водой. Наверное, пришлось бы нелегко, ещё хуже чем в его обычной жизни, но ведь был такой случай, когда даже демоны согласились перейти в тела свиней вместо того, чтобы отправиться в ад. Значит, смысл бы всё равно был... Задумавшись, он невольно засмотрелся на неё снова, особенно когда она положила ногу на ногу.
- Да, можете меня так называть, я не возражаю. Но вот что я хочу спросить, - он достал свой набор, коробку просто огромных спичек Швеции, затем большую американскую сигару в стиле президентов прошлых лет, зажёг её от спички и своим дымом быстро перебил слабенький дымок Риты от современной сигареты, создав целое облако и окутывая её туда. - Вы хотели убивать или это произошло по другим причинам? Да, вы можете не рассказывать всё, но попробуйте ответить на этот мой вопрос, если хотите понять себя. Если вы не хотели убивать, значит вас отсудили не справедливо, и здесь нет вашей вины.
Он внимательно посмотрел снова, ожидая ответа.
- Есть одно старое восточное сказание про то, как много лет великий эмир Бухары не знал счастья, потому что он утратил волшебный вкус халвы, и жизнь для него с тех пор стала кислая, как лимон. Но когда он обрёл его снова, всё опять стало хорошо. Может быть, вам тоже нужно что-то поменять в своей жизни? Открыть для себя что-то новое, переосмыслить старое? Поменяёте всё вокруг себя и сами изменитесь, это точно.

"Да хоть бы из тебя например надо изгнать бесов!" - подумал Шмидт, но не стал этого говорить вслух, так как его вежливость ещё удерживалась.
- Ну, я не психолог, - холодно заметил он. - Я скорее психиатр, я пытаюсь рассмотреть вашу душу и помочь вам, а вы не хотите... Вас всё устраивает? Думаете прожить так остаток дней своих? Тем более, если вас осудили за такое... Да, они сломали вам жизнь, но зачем горевать, никогда не поздно начать всё снова...
Но тут Рита потребовала у официанта себе коньяка.
- А зачем это вам? – осведомился  Шмидт. – Просто – это вредно. Это раз, а второе – вы и без коньяка ведёте себя чересчур развязно. Россия, – вдруг отрывисто и как бы в забытьи проговорил Шмидт.  – Тут уж ничего не поделаешь. Такая вот страна! Нечего тут и полагать, уверен в этом.
Лицо Риты замаслилось, на лбу проступил пот, она повеселела. И Шмидт, когда вдруг ни с того ни с его залпом допил своё пиво, несколько подобрел после этого. Его глаза прояснились, он благосклоннее поглядывал на Риту.
– Вы меня извините... Почему, собственно, вам не нравится когда люди проявляют к вам искреннее участие?
Шмидт посмотрел в пустую кружку, как в бинокль, откинулся на готическую спинку стула, потом вернулся в прямое положение, докурил сигару, и снова принялся есть, но почему-то остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а потом убрал её обратно к себе на тарелку.
- А, если я не хочу ничего менять? -  спросила Рита, пронзая Шмидта пристальным взглядом, -  Что, если меня устраивает моя жизнь такой, какая она есть?  Не проканала... эм-м-м.... не сработала твоя притча, "учитель"!
– Это замечательно, клянусь Богом. А что бы вы со своей стороны могли предложить мне? Не хотите рассказывать о своих дарованиях... - вдруг он снова разозлился. - Ничего? Так я и думал, – воскликнул он, шлепнув ладонью по скатерти, – Именно так и полагал. – горделиво прищурившись, сказал он - Это нестерпимо! Ей-Богу, я, кажется, совсем уже...
Рывком пробило офицерскую вежливость и ругательства хлынули изо рта.
- Эрих Фридрихович! Я вам не товарищ, или как вы там у себя в России говорите... Друг и брат? Так вот, я вам не друг и не родственник, чтобы со мной разговаривать в столь возмутительном тоне!  Это чудовищно! Кошмар, кошмар... - он добавил несколько злобных слов, сломал в пальцах карандаш, который официант забыл на столе, и блокнот тоже был разорван напополам.

Когда нож пролетел буквально в сантиметре от головы Шмидта, попади он в него, и точно бы не досчитаться уха, он даже не пошевелился, просто как был на месте, так и остался. Нужно было что-то делать. И кажется, он понял что. Продемонстрировать преимущество своих техник над её. Сказать по правде, у него не было каких-то особенных способов показать свои методики, но вдруг кое-что пришло в голову. Пока Рита доставала свой нож обратно, он незаметно принял обезболивающую таблетку, которая позволяла не чувствовать боль, и запил остатками пива.
- Я что, похож на блаженного? - ответил он на её слова. - А вот вы стоите на самой низшей ступени развития! - внезапно выплеснул он свою злость снова, - вы еще только формирующееся, слабое в умственном отношении существо, все ваши поступки чисто звериные, и вы, в присутствии человека с университетским образованием, позволяете себе с развязностью совершенно невыносимой, говорить про другую сторону закона!..
Он почему-то добавил:
- И это было против меня? - извлек из кармана свой нож, открыл его и неожиданно вонзил себе в плечо. Это был особый нож, лезвие которого зависело от уклона, тем более под пиджаком Шмидта были наплечники, чтобы казаться повыше и пошире, так как сам по себе он был довольно узкий и небольшого роста, даже чуть пониже её. Лезвие прошило ткань и полностью ушло в наплечник, только немного войдя в кожу. Не вынимая ножа, Шмидт взял вилку и недолго думая пронзил себе насквозь левую ладонь, боли и раздражения он не чувствовал, так как принял анастезию. Появилась кровь. Не обращая внимания на это, он вынул нож и метнул его в стену, а затем туда же вилку, и она расщепила рукоятку ножа и сама впилась в стену. Никаких признаков боли благодаря средству, изобретенному Лангсдорфом, он не чувствовал.
- Ну вот-с, - загремел он дальше, - Всё ещё хотите меня зарезать? Так вот, зарубите себе на носу... кстати, почему вы проявили ко мне неуважение?.. что вам надо молчать и слушать, что вам говорят! Учиться и стараться стать хоть сколько-нибудь приемлемым представителем социального общества. Кстати, какой негодяй научил вас обращаться с ножами? Я вижу, как вы развиваетесь после этого, - визгливо и пожелтев, договорил он. Тут он яростно нажал на свою пустую тарелку, и она прямо на столе развалилась на куски. - Этот случай показывает это как нельзя лучше!

Отредактировано Erich Schmitt (03.11.2018 20:37)

"Ладно, сама напросилась!" - Шмидт мрачный как туча отобрал у неё сигарету и когда она отвлеклась, чтобы сесть обратно на своё место, нанёс ей одним резким движением пальцев удар в переносицу, как раз в то самое место, которое контролирует двигательные и зрительные центры, чтобы на время обездвижить и ослепить её. Это могло продолжаться не очень долго, но всё равно сильно шокировало людей, которые впервые сталкивались с подобным приёмом.
- Грубишь учителю? - уже не так высокомерно, но по-прежнему с осознанием собственного превосходства произнёс он. - Посиди пока тут и подумай. Если надумаешь, приходи по адресу. Нет - так нет. И без тебя обойдёмся! - с этими словами он встал и направился к дверям, швырнув подбежавшему к нему у самый дверей официанту деньги на пол, как собаке, с пренебрежением за то, что тот подумал, будто герой уходит, не заплатив. Ничего не сказав, спокойно вышел на улицу.