Это случилось три дня назад.  Меня задержали на Сенном рынке за карманную кражу.  А вы как думали?  Я неделю как откинулась, жить-то на что-то надо.  Меня повязали и сразу упаковали в "Кресты".  На мой вопрос, почему сюда, а не в отделение, мне сказали, что я подрезала карман какого-то очень влиятельного цеховика п дело будет громким, даже с учётом того, что лопатник* был возвращён владельцу.  Он требовал, чтобы меня судили.  Вот меня и кинули в камеру, чтобы я там дожидалась суда.
   Меня сунули в четырёхместную камеру.  По бокам двухъярусные нары, посреди камеры длинный стол и две деревянные скамьи.  На столе видавшая виды клеёнка и самодельная пепельница, в которой лежат уже пару окурков.  Там же железная чашка, в которой зэки обычно варят чифир и к4усок хлеба.  По правую руку от входа шторка, за которой находится отхожее место, по левую -  железная раковина с ржавым краном и небольшая, прибитая к стене деревянная полочка, на которой стояли какие-то книги (явно из местной библиотеки), пластиковый стаканчик с одной зубной щёткой и ещё какие-то мелочи, на которые я даже не обратила внимания.  Когда меня, со скаткой* в руках, втолкнули в камеру, за спиной тут же послышался уже знакомый мне лязг железной двери.  Ну, вот ты и дома, Кобра, -  усмехнулась я, оглядывая камеру.  С верхних нар спрыгнула крепкая баба (вот именно баба, а не женщина) среднего роста, с накаченными руками с какой-то татуировкой вокруг левого плеча.  Какой именно, я не разглядела, но, видимо, это была надпись "не забуду мать родную" -  довольно популярная среди женщин-заключённых.  Она была в чёрных тренировочных штанах и чёрной майке.  Чёрные волосы были коротко подстрижены, а жёсткие грубые черты лица были будто высечены из монолитной глыбы, причём высекал далеко не Церетели.  Вообще говоря, если бы не довольно большая грудь, я бы приняла её за мужчину.  Осмотрев меня, словно товар на рынке, заключённая прищурилась и спросила:
- Кто будешь, красавица?  Или случайно в наших краях?  Проездом, так сказать.
Голос у неё был прокуренный и грубый.  Очень неприятный, но, что поделать, сокамерников не выбирают.
- Ритка-Кобра.  Слыхала?
Я смотрела уверенно, в моих глазах не было ни капли страха.  Похоже этой заключённой это не нравилось.  Видно было, что она была непривычна к тому, чтобы на неё вот так открыто смотрели.  Наверное, она привыкла держать людей в страхе, таким образом, показывая им свою власть.  И, видимо, у неё это получалось.
- Нет, не слыхала, -  немного подумав, сказала она, -  из питерских что ли?
- Ну да.  Я честный фраер.**
- Да?  А я думала проститутка с Невского, -  противно засмеялась сокамерница, -  мордашка-то, гляжу, смазливая.
Больше она ничего не успела сказать, потому что я, растопырив ладонь, надавила ей на глаза, зажав нос и рот и, резко толкнула назад.  Заключённая пошатнулась, но не упала, лишь ударилась спиной о металлическую спинку нар.
- Это тебе за проститутку! -  глаза у меня горели, я взяла её за горло, -  Фильтруй базар в следующий раз, поняла?
- Ах, ты, кур-рва!
Каким-то образом, ей удалось ударить меня под локоть, в ту самую точку, при ударе которой по руке пробегает электрический разряд.  Пальцы у меня разжались.  В руке женщины тускло сверкнула заточка, сделанная из обычной алюминиевой ложки,  но сделанная так умело, что, если смотреть издалека, то можно не отличить от ножа.  Когда я была на зоне, у меня тоже были такие (да и на воле, пока не отобрали при задержании).  Теперь преимущество было явно на её стороне.  Я была абсолютно безоружна.  Ну, давай, Климова, вспоминай, что умеешь!  И Климова вспомнила!  Прежде всего то, почему имеет погоняло Кобра.  Сделав шаг к противнице, я резко бросилась к ней, перехватила руку с заточкой и резко вывернула.  Послышался хруст.  Сокамерница застонала и выругалась.  Заточка выпала, со звоном ударившись о каменный пол.  Не знаю, смогла бы я проделать такой трюк с мужчиной, но мы обе были женщинами (хотя и не в равной весовой категории), так что мне, можно сказать, повезло.  Удерживая противницу за руку, я быстро подняла заточку и приставила ей к горлу:
- Ещё раз базло*** раскроешь, на пику посажу!****  Вопросы есть?
Судя по тому, что заключённая не сопротивлялась и никакого отрицания не выказывала, вариантов было три:  либо она, оценив обстановк4у, решила трусливо отступить (но в это верилось с трудом), либо признала мой авторитет, во что я тоже не верила -  кто я такая?  Я ведь некоронованная даже.*****  А третий вариант заключался в том, что она могла, элементарно проверять меня на крепость характера.  И это было вернее всего.
- Лады, -  прохрипела она, -  разойдёмся миром.
- Разойдёмся, -  я убрала заточку от горла заключённой и вернула ей же, -  как откликаешься?
- Пантера...
    Вот так мы и познакомились.  А дальше всё как обычно:  рассказы друг другу о нелёгкой криминальной житухе, о том, кто за что сел и так далее.  При этом, конечно, с неизменной чашкой густого чифира, вкус у которого был, прямо скажем, на любителя, но действовал он как смесь хорошего кофе и дорогого коньяка.  Так что все три дня жили мы с Пантерой в мире и согласии, однажды даже шутки ради играли в очко на раздевание.

                                                                                                                        ***

    А вот на рассвете четверного дня дверь нашей камеры отворилась и за ней послышался голос женщины-охранника:
- Заходи, не стой столбом.
Господи, терпеть не могу ранних пассажиров, -  зевая, подумала я, потягиваясь.  Ещё будучи под одеялом, я оперлась на локте и посмотрела на вошедшую с высоты своих верхних нар.  Это была молодая девушка с таким ангельским личиком, что мне почему-то на миг7 стало неловко.  Ангел просто!  Хотя, среди этих ангелов иногда такие попадаются.  Я уже раскрыла рот, чтобы поздороваться, но Пантера опередила меня.  Также спрыгнув с верхних нар, как и при встрече со мной, она точно таким же взглядом осмотрела вошедшую и сказала, прищурившись:
- Смотри-ка, какая красотка к нам заехала, -  она взяла девушку за подбородок.  Смотрелось это довольно мерзко, ко я пока не вмешивалась, наблюдая, как проявит себя новенькая, -  кто будешь-то?  За что повязали?
Пантера улыбнулась, наверное, пытаясь изобразить добродушие, но от такого оскала даже я отвернулась.
__________
*Лопатник -  кошелёк.
**Честный фраер -  в воровской среде вор (обычно карманник), соблюдающий воровские законы и живущий по понятиям.
***Базло -  рот.
****Посадить на пику -  зарезать.
*****Коронованный -  вор в законе.  Женщин коронуют очень редко.  Единственный известный случай -  это Сонька -  Золотая ручка, которую считали королевой воровского мира.  Затрудняюсь сказать, есть ли сейчас коронованные воровки, но, вроде есть, но редко.

Отредактировано Рита Климова (26.06.2018 22:02)

- Ах, цаца какая! -  воскликнула Пантера, потянув девушку за прядь волос, -  Не трогайте её!  Да ты, кто такая, чтобы мне указывать?!  М?!
Пантера, не отпуская волос новенькой, провела её к нижним нарам и, грубо толкнув на них, ударила по щеке.
- Слушай меня, красючка!  Ты в МОЮ хату залетела, так что, будь любезна не перечить и отвечать на вопросы!  Кто такая, спрашиваю?!  За что взяли?
Пантера нависала над девушкой, как скала.  Ох и не любила я такие подходцы!  Грубо, топорно и противно.  Так4ое ощущение, что у тех, кто их совершает, понтов всегда больше, чем реальной личности и дела.  Сама я, практически, никогда так не делала, если, конечно, не попадалась явная хамка или какая-нибудь надменная девица, мнящая себя как минимум королевой и преступного и бог знает ещё какого мира.  Я закурила, вглядываясь в испуганное лицо новенькой, которая, в полутьме камеры, похоже, вообще меня не видела.  А Пантера лютовала по полной:
- Э, родная, ответа не слышу!
Удар в живот буквально впечатал полулежащую на нарах девушку в стену.  Да она ж отбиться не сможет, -  дошло до меня, когда я посмотрела в, полные страха глаза хрупкой арестантки, -  не блефует и время не выжидает!  Пока я садилась и откидывала одеяло, сокамерница ударила новенькую в лицо, разбив губу.
- Пантера, стой!
Мой хрипловатый властный голос прорезал ненадолго воцарившуюся в камере тишину.  Пружинно спрыгнув с нар, я затушила сигарету в пепельницу и подошла к женщинам.  Пантера осклабилась:
- Да, видишь, Кобра, не догоняет пассажирка, кто в хате рУлит, пояснить надо!
Сокамерница снова занесла руку, чтобы ударить девушку, н6о я перехватила её кулак и удержала за несколько сантиметров до лица "жертвы":
- А ты с чего взяла, что ты здесь рулишь?  Мы "смотрящую" не назначали!
- Так я же это... проверить надо, -  сбавила гонор Пантера, уже растерянно глядя на девушку, побледневшую уже как полотно.
- Окончена проверка!  Не видишь, она еле живая.  Ты арестантка уважаемая, но беспредельничать не дам.  Это такая же моя хата, как и твоя.
Пока Пантера переваривала сказанное, я подала девушке руку и сказала уже мягче:
- Вставай, не бойся.  Тебе умыться надо.
Когда девушка встала, я осторожно повела её к раковине.  Я была жёсткая и могла забить до полусмерти, но только если для этого был явный повод.  Сейчас повода не было даже для того, чтобы наорать на новенькую за что-либо.  Она явно была здесь случайным пассажиром.
    Когда новенькая умылась и мы остановили кровь, я провела её к столу:
- Присаживайся.  Чаю хочешь?  До завтрака ещё три часа, а тебя, небось, с постели прямо и взяли?
Я смотрела на неё с участием, понимаю, что небольшой кусочек льда в сердце гражданки Климовой М. Н. начинает таять.  Осторожно коснувшись её руки, я сказала:
- Да ты её не бойся.  Это она с виду грозная.  Я -  Кобра, но ты можешь называть меня Ритой.  А, как тебя зовут?

- Твоя воля,Ж -  сказала я, когда Аня отказалась от чая и посмотрела на Пантеру, -  кончай обижаться, необиженных воду возят и ещё кое-что делают.  Завари лучше чифирку.
Сокамерница поджала губы и, ничего не ответив, подошла к табуретке.  Отодвинув её в сторону, она поставила на неё перевёрнутую миску для баланды и, положив сверху газету, подожгла нелегально добытыми по тюремной "дороге" спичками.  Налив из крана раковины холодную воду в большую железную кружку (которая была предварительно вымыта), Пантера засыпала туда чай и стала нагревать кружку, держа над огнём.  Это чем-то отдалённо напоминало походное приготовление пищи.  Зевнув, я закурила, пытаясь взбодрить себя, потому что не выспалась из-за появления новой пассажирки.
- Не за что, -  махнула рукой я, в ответ на благодарность Анны, -  если что, обращайся ко мне -  растолкую как и что, -  я доверительно посмотрела на неё и чуть улыбнулась, -  расскажи уж, за что закрыли-то?  Бить не буду.  Нормально расскажи.
В этот момент Пантера закончила с чифиром и, держа кружку через тряпку, сделала глоток, потом передала её мне:
- Держи, защитница сирых и убогих.  Отличный чай мне в дачке заслали!*
А мне-то вот дачки засылать некому, -  подумала я даже с долей зависти.  С тех пор, как я откинулась после срока, в Питере у меня не было ни знакомых, ни тем более друзей, так что оставалось только гадать, как я продержусь здесь весь срок.  Взяв кружку, я чуть не выронила её:
- Уй...ёпт!  Горячий!  Хоть бы тряпку дала!
- С тряпкой и дурак сможет! -  усмехнулась Пантера.  Она явно мстила мне за то, что я не позволила ей разобраться с Аней.  Но тропку всё-таки отдал. 
Я сделала глоток "адского зелья" и, только потом обнаружила, что на пальце у меня вскочил ожоговый волдырь.
_______
*Заслать дачку -  передать передачу.

- Мда-а-а... говённая история, -  задумчива проговорила я, выслушав рассказ девушки до конца, -  это тебе не гоп-стоп на Миллионной и не проституция в интуристе.
- А чё?  Шлюшка бы вышла неплохая, -  осклабилась Пантера, скользнув взглядом по Ане.  Видно было, что она её невзлюбила, только непонятно, за что. 
- Ты сегодня успокоишься или нет?  Разрядки не хватает?  Так поспрошай по камерам, чтобы Машку* какую привели -  выпустишь пар.
Сокамерница как-то сразу смутилась и потупилась, из чего я сделала вывод, что попала в точку и у неё, действительно, давно не было интимной близости.  Видя, что Аня всё время поглядывает в сторону Пантеры, я решила отвлечь её, чтобы сокамерница не расценила её взгляды неправильно.
- Тебя, я так понимаю, комитетчики прихватили?  Если так, то труба твоё дело.  У нас в Союзе сама знаешь -  теракт -  расстрельная статья, да ещё и на родной земле.
Господи, я ж её так вообще до полусмерти перепугаю! -  спохватилась я, -  Можно ж было как-то помягче, что ли...  Хотя, следак, чтобы запугать, ещё хуже скажет, наверняка.  Пока я думала, Аня, вдруг, потянула меня за руку и куда-то повела.  Ничего не поняв, я пошла за ней.  Анна без слов открыла воду и подставила мой обожжённый палец под струю холодной воды.
- Ай! -  я отдёрнула руку, но Анна аргументировала свои действия и, заодно, объяснила, что она медсестра.
- О, теперь у нас свой лепило** будет! -  опять влезла в разговор Пантера, -  Удобно!
Я только махнула рукой в её сторону, дав понять, чтобы отвязалась, наконец, и умолкла.  Потом я чуть улыбнулась Анне:
- Благодарю.  Я-то с ожогами не заморачиваюсь обычно.  Кстати, -  я понизила голос, -  в целях безопасности от вон той мадам, советую тебе лечь подо мной.  Ну... в смысле на нижние нары, -  я опять улыбнулась и кивнула на двухъярусные нары слева, потом посмотрела на, совсем уже светлое небо за зарешёченным окном, -  завтрак скоро.  Голодать тут, кстати, не советую.  Лечить тебя никто не будет, а, если, будешь очень нужна правосудию, силой накормят, чтоб не умерла раньше срока.  Поняла?
В коридоре послышались чеканные шаги охранниц и звон ключей -  начиналась утренняя поверка.
_________
*Машка -  в женской тюрьме опущенная заключённая (аналог петуха).
**Лепило -  врач.

Отредактировано Рита Климова (28.06.2018 20:18)

- Да тише ты! -  сказала я, положив руку Ане на плечо, ког7да та начала возмущаться, говоря о том, что она этого не делала, -  Не делала-не делала...  А ты спроси хоть у одного тут сидельца -  кто здесь что делал?  Все скажут "я не я и жопа не моя", ну!
Фраза девушки, действительно, выглядела до того шаблонно, что это даже раздражало.  Анна-то была не виновата, просто за семь лет прошлого срока я слышала её слишком часто и обычно от виноватых.  Однако, посмотрев Ане в глаза, я всё-таки поняла -  не делала.  Вот, не делала и всё тут ибо на лице человека, который совершил хотя бы одно преступление в своей жизни, остаётся след.  Нет, даже не на самом лице -  в глазах.  А в глазах Ани был только страх и куча немых вопросов, на которые у неё, видимо, не было ответов.  Но, я вновь была неоправданно резка, потому, осторожно взяв медсестру за плечи, развернула её к себе и заговорила как можно мягче:
- Ну, вот, например я!  Я тебе верю, что ты этого не совершала.  Правда верю.    Теракты и прочий кипеш в таком духе это обычно кавказцев тема.  Но вот следаки не поверят.  И адвокат вряд ли, -  если ей вообще его дадут.  В обмолот-то она крутой влетела, -  понимаешь, Аня, -  чтобы не стоять посреди камеры, я провела её к её нарам и, предложив сесть, села с ней рядом, -  если ты попала в руки спецслужб, то от тебя не отстанут даже если у тебя крылья вырастут и нимб засветится.  Тут варианта два:  либо тебя кто-то круто подставил, да так круто, что и гэбэшники поверили, либо спецуре нужно, чтобы села именно ты, чтобы, либо отмазать кого-то, кто реально виновен, либо показатели по раскрываемости привести в ажур.
Мы замолчали.  Пантера демонстративно закрылась от нас газетой.  Анна сменила тему, спросив про еду:
- Ну, как сказать... съедобно, но на одной баланде вряд ли продержишься долго.  Мало, да и не вкусно.  У тебя родные есть?  Ну, те, кто тебе дачки заслать может.  Ну вот, например, сейчас утро, завтрак, скорее всего овсянка и чай с хлебом.  Хотя чаем это назвать сложно.  Ты не пей.  Я тебе нормальный заварю.
- А, может, ей сразу чифирку? -  ехидно спросила Пантера, выглядывая из-за газеты.
Я не выдержала.  Поднявшись, подошла к Пантере и, вырвав у неё газету, хотела ударить, но тут дверь камеры с лязгом отворилась и в камеру вошла охранница:
- Поверка!  Со скатками на коридор!
Я взяла свою скатку и пошла к выходу из камеры.  Помедлив, подошла к Ане:
- Скатку возьми и выйди в коридор, пока вертухайка камеру обшмонает.
Мы вышли вместе.
    Утренний шмон ничего не дал.  Ни у меня, ни у Пантеры ничего запрещённого не нашли.  Пантера умела хорошо прятать, а я ещё ничем запрещённым не обзавелась.  Не было даже заточки.  К4огда мы вернулись в камеру, у меня не было времени, чтобы ответить на последний вопрос новенькой -  баландёрши принесли завтрак.  Мы выстроились с железными мисками к открытому окошку в двери камеры и ждали, когда нам положат нашу порцию и нальют чай.  Чай мы не взяли.  На завтрак была несолёная и несладкая рисовая каша и кусок явно не сегодняшнего хлеба.  Каша была не горячей, даже наоборот, почти холодной.  Сегодня была моя очередь заваривать обычный, не чифирный чай, потому, заварив его, я поставила перед Аней чашку:
- Ну, вот как-то так.  Сама видишь, это тебе не завтрак в "Метрополе".  Ешь.  Пока тебе дачку не зашлют, другого не будет.  И чай без сахара, к сожалению.  Нет его.
О том, что мне некому приносить передачи, я умолчала, чтобы это не выглядело как жалоба.  Да никто и не спрашивал, а, раз не спрашивали, зачем болтать попусту?  Спохватившись, я всё-таки ответила на Анин вопрос, который чуть не забыла:
- Сколько ты будешь здесь я сказать затрудняюсь.  Ежели найдутся доказательства твоей невиновности, отпустят.  Правда их и год и полтора искать могут.  Ну а если не найдутся.... с такой статьёй, какую тебе шьют только...
Я красноречиво постучала пальцем по лбу, в том месте, где его мажут зелёнкой перед расстрелом.

По мере того, как мы разговаривали, в Аненом взгляде что-то неуловимо менялось.  Я никак не могла понять, что именно, но то, что она выйдет отсюда другим человеком -  это было очевидно.  И не важно, будет ли она жёсткой и бескомпромиссной или станет бояться каждого куста и сторониться людей -  это всё равно будет уже другой человек.
- Адвокат может защитить без веры, но за взятку.  А взяток в СССР как известно не берут, это тебе не капиталистический Запад, где всё продаётся и покупается.  А тут...  Тут же они все идейные!  С верой в справедливость, мать их... -  последние слова я произнесла с особенной злостью, взгляд у меня помрачн6ел, -  только нет никакой справедливости, понимаешь?  Нет её!  И за весь мир страшиться не надо.  Не блажи тут, а-то ещё подумают, что умом ё***лась с горя.  Справедливость!
По первой моей статье, за которой я отмотала семь лет, было всё более менее ясно:  убила главаря банды, участвовала в бандитской драке, Виктора подставила, тем самым, сделав соучастником.  Там я была виновна и к правосудию претензий, как говорится, не имела.  А вот некоторые невинно осуждённые имели, и очень большие.  И не только женщины -  многие братки, выходя с зоны такие страшилки рассказывали, как их месят на допросах по чём зря, что у меня (тогда ещё молодой да ранней) волосы вставали дыбом.  А теперь вот эта девочка, которая пока ещё верит в то, что её освободят, отпустят, да ещё и извинятся на выходе.
    Потом разговор плавно съехал на насущные наши проблемы.
- Это хорошо, что Серёжка есть, -  сказала я, делая глоток обычного чая, -  он знает, что ты здесь?  Если нет, ты ему письмецо на волю отпиши -  поставь в известность.  А-то что сахар не любишь -  это хорошо, -  я хохотнула, а Пантера добавила
- Но, ты всё равно проси, чтоб приносил -  нам с Коброй больше достанется.
Я буквально выстрелила взглядом в сокамерницу так, что та замолчала на полуслове:
- Я задарма не живу!  И ты не будешь!
Пантера ничего не ответила, только поджала губы и, выудив откуда-то иголку с ниткой, принялась зашивать порванную куртку-ветровку.  Гляди-ка, иголку где-то спрятала, так что и не нашли.  Бывалая!  На следующий вопрос Анны я ответила не сразу.  Почему-то правду говорить было стыдно, но и врать я не собиралась:
- Никто мне дачки не приносит.  Я недавно после магаданской колонии откинулась.  В Питере никого знакомых.
Вопрос про поверку тоже был довольно милым для этого заведения.  Я впервые видела человека, не знающего о том, для чего она, потому, отставив на стол пустую миску с ложкой, искренне засмеялась:
- Не проверка, балда, а поверка.  Или шмон по-нашему, -  я положила свою руку на руку Ани, -  ты учи язык.  Пригодится.  А делают её, чтобы отбирать всякие запрещённые здесь предметы:  заточки, мойки... эм-м-м... бритвы, значит.  Иголки, вон, -  я кивнула на Пантеру, -  поняла?
- Стуканёшь кому, что у меня иголку видела, я тебе ею же глаза выколю! -  властно и веско сказала Пантера, обращаясь к Ане.
Слова медсестры насчёт безысходности вызвали у меня снисходительную, но, ни в коем случае, не надменн6ую улыбку:
- Новенькая ты ещё.  Зелёная.  Я вот на первом сроке уже спустя полгода смирилась с теми мыслями, от которых ты сейчас страдаешь.  Пообтесалась.  Зато теперь не так больно возвращаться, -  усмехнувшись, я оглядела камеру.  Какой там больно!  Здесь я как рыба в воде.  Да, вот такая я -  Рита Климова, по кличке Кобра.  Явно отрицательный персонаж в книге жизни.
    Дверь отворилась и вошла охранница со стопкой чистых полотенец в руках и кусками мыла:
- Так, банный день сегодня!  Через полчаса зайду.  У кого есть сменное бельё -  возьмите с собой, переоденетесь.  Держите!
Мне и не выдали п полотенцу и по куску мыла, причём, хозяйственного.  Оно было тут и для мытья и для стирки.  У меня с собой сменного белья не было, но просить подобрать мне что-нибудь, я брезговала (хотя, многие делали так),Ж потому я решила, что постираю потом сама.  Охранница развернулась, чтобы идти, когда я окликнула её:
- Слышь, начальница, погоди!
- Чего тебе?
- Ты бы там насчёт зубных щёток похлопотала бы, а?  Трип дня уже как без неё.  Мне и вот... -  я кивнула на Аню, -  ей.
- Проси родных, чтоб в дачке заслали.  У нас тут не хозмаг! -  грубо ответила охранница.  Я ничего не сказала, просто молча смотрела на неё, не проявляя никаких эмоций, -  Ладно, найдём что-нибудь, -  всё-таки смягчилась охранница и вышла.
Господи, стыдно-то как.  Выгляжу как попрошайка.  Отвернувшись, чтобы скрыть стыд, я перевязала волосы одолженной Пантерой кухонной резинкой, зачесав их пальцами.  Зубная щётка была первой необходимостью, потому я и сказала про неё, про расчёску уж заикаться не стала.

"Он знает", -  сказала Аня о своём Серёже.  Как-то совсем грустно сказала.  Бросил небось, как узнал, что в блудняк влетела девка, -  зло подумала я.  Такие случае не редкость:  стоит девушке попасть в тюрьму, большинство парней решают, что уголовница им не пара и всё:  ни строчки, ни дачки, ни встречи.  Почему-то мне очень не хотелось, чтобы такое случилось с Аней.  А Аня, тем временем, спросила у Пантеры, за кого он6а её принимает в плане стукачества.  Это было сказано так, что я невольно засмеялась:
- Да ты прямо на глазах осваиваешься.
Пантера же тут же спрыгнула с нар и подскочив к Ане, резко развернула к себе:
- А кто тебя знает?  Может, ты с*ка!  Или "наседка"!
- Ша! -  подняла руку я.
- А ты чё, защитница, в натуре? -  оскалилась сокамерница, потом ответила, что-то сообразив, -  А, может, ты это... влюбилась в неё? -  она зачем-то встряхнула Аню за плечи.
- Да если б я в неё влюбилась, тебя бы тут и не стояло.
Я не повысила голос ни на одну ноту, но интонация была такой, что лучше бы я кричала.  Пантера, в прямом смысле, дала задний ход, махнув рукой.  А Аня, наконец, улыбнулась.  У неё была очень красивая и светлая улыбка.  Какая-то неземная, что ли.  Нет-нет, я не влюбилась в неё и не смотрела как на женщину.  Просто у меня сжалось сердце, когда я представила, как померкнет эта улыбка через несколько месяцев, а через год может превратиться в мрачную ухмылку.  Чтобы не углубляться в совсем уж мрачные мысли, я решила ответить на её вопрос:
- Изобретательные заключённые пронесут тебе что хочешь и куда хочешь.  Пантера спрятала иголку так, что её не нашли.  Когда я сделаю себе заточку, я покажу тебе, как это делается, -  я улыбнулась и, взяв Аню за руку, подвела к окну, -  вон те верёвочки от камеры к камере видишь?  Это тюремная дорога.  Ну, своеобразная "почта".  Ну, маляву там передать, "травку", бритву, ещё что-нибудь этакое.  Понимаешь? А банный день ты сейчас увидишь!

                                                                                                                           ***

    Тюремная баня чем-то напоминала обычную советскую:  большое помещение, скользкие кафельные полы, перегородки между кабинками, скамеечки, тазики.  Только не было здесь ароматных веников и пива, а вместо банщиц были охранницыы в милицейской форме и с дубинками на поясе.
- У вас час! -  коротко сказала та, что привела нас, -  Раздеваемся, проходим!
Я не страдала какими-либо комплексами перед женщинами (тюрьма быстро от этого отучает), потому разделась и, оставив полотенце в предбаннике, ступила в главное помещение.  Некоторые ходили там обернувшись полотенцами, некоторые прикрывали интимные места тазиками, а кто-то также как я разгуливал нагишом.
- Ну, чего ты?  Пошли! -  я потянула Аню за руку, когда та разделась, -  Ты что, в бане никогда не была?  Вон, две кабинки свободные.
Я потянула девушку за собой.  В основном помещении были разные женщины:  худые, толстые, обольстительно красивые, средние и совсем страшные.  Возраста тоже варьировались от совсем молоденьких, до тех, кому за шестьдесят.  Мы прошли мимо скамейки, на которой сидели две девушки (одна лет восемнадцати, другая, примерно моего возраста).  Они намыливали друг другу спину, а рядом стояли два таза с чистой водой.
- Привет соседней хате! -  помахала рукой та, что была мне ровесницей.  На левой груди у неё была большая татуировка с серпом и молотом.  Судя по тону, она была из блатных.
- Здорово! -  улыбнулась я незнакомке, которая тут же подошла к нам:
- Мурка, -  она протянула руку и я пожала её:
- Кобра.  А это Аня, -  я кивнула на медсестру рядом с тобой.
Мурка не дожидаясь её согласия, крепко пожала ей руку.
- А я Мила, -  скромно представилась восемн6адцатилетняя как-то стесняясь выглянула из-за спины подруги.  Они с Аней были чем-то неуловимо похожи.
- Погоди, я отведу её, -  сказала я Мурке, -  она первоходок.  Совсем не обтесавшаяся.  Боится всего.
Мурка насмешливо, но без злобы осмотрела Аню, потом сказала мне:
- Ну веди.  А сама потом подгребай к нам -  покалякаем.
- Замётано.
Мы с Аней прошли к двум пустым кабинкам.  Я зашла в одну из них, Аня чуть промедлила на пути к своей.  Включив воду, я не слышала, как подошедшая к девушке Пантера встала ей наперерез, не давая зайти в кабинку и спросила:
- Ну, чё вылупилась, курва?  Опоздала ты.  Я первая.
По глазам заключённой было видно, что она просто-таки жаждала оторваться на Ане сполна и ей нужен только повод.  Любой, даже самый незначительный.

Пантера не радовалась победе, потому что победа была ещё не полной.  Анна смогла извиниться и даже уступить.  Это в планы зэчки уж точно не входило.  Развернувшись, она зыркнула на медсестру кинжальным взглядом:
- А, будешь недовольна, ещё не так прицеплюсь!
Развернувшись, она ударила Аню по лицу, потом противно улыбнулась:
- Но, ты будешь прощена, если потрёшь мне спинку!
Пантера резко дёрнула Аню за руку в свою кабинку.  Аня поскользнулась и, случайно, врезалась головой Пантере в спину.  Та расценила это как повод и начала бить Аню по лицу, потом вовсе сбила на пол и ударила босой ногой в живот.  Полотенце соскользнуло с груди девушки и болталось на талии, прикрывая только нижнюю часть тела.
    Из-за шума воды, я, практически, не слышала, что происходило вокруг.  Я напевала "Мурку", наслаждаясь возможностью ощутить чистоту.  Несмотря на свой уголовно-криминальный образ жизни, даже в тюрьме я максимально старалась соблюдать чистоплотность и не пренебрегать правилами гигиены.  Но крик Пантеры в соседней кабинке насторожил.  Господи, вот же баба неугомонная!  С кем опять сцепилась?  Я выключила воду, прислушалась.
- Аня!
Мне понадобилось меньше минуты, чтобы оказавшись в соседней кабинке, начать Души Пантеру, тем самым, спасая Анну.
- Беги в мою кабинку! -  крикнула я, параллельно борясь с Пантерой и не давая ей преградить Анне путь, -  Беги быстрее, дура!
Я совсем не хотела оскорблять её, но только так я смогла заставить её убежать.  Пантера ударила в скулу и рассекла её до крови, потом по рёбрам.  Удар был такой сил, что я закашлялась и пошатнулась.  Рванувшись вперёд, хотела выдавить ей  глаза, но она, перехватив моё запястье, с хрустом вывернула его.  Поморщившись от боли,  я даже застонала.  Судя по характеру боли и хрусту, это был вывих, который скоро распухнет.
- Ах, ты, с*ка фраерная! -  взревела Пантера и пошла на меня. 
Отскочив в угол камеры, я бросила кусок мыла ей под ноги.  Оно прокатилось в сторону, оставив мокрый мыльный след.  Шаг, и Пантера, оскальзываясь, летит вперёд и...  Я не сразу сообразила, что произошло.  Почему она не шевелится и, откуда на белом кафеле кровь.  Осторожно повернув её лицом к себе, я увидела, что из пробитого виска женщины течёт кровь.
- Твою ж мать!
Я перешагнула через Пантеру и выскочила из кабинки.  Осмотрелась.  Вроде не видел никто.  Ну, надо же так!  Даже на тюрьме труп собрала!  Теперь меня точно по полной упакуют!  Чёрт побери...  Аня...  Будет мои алиби.
    Зайдя в кабинку, я подала Анне её полотенце, которое она обронила:
- Ты в порядке?  Дай посмотрю, -  я повернула к себе Анено лицо.  Губа у неё снова кровоточила, -  мылом промой.  Оно как раз хозяйственное.  Обеззаразит, -  я сделала паузу, потом сказала с мрачной усмешкой, -  а ты вот спрашивала, для чего здесь запрещённые предметы.  Да для таких вот случаев.  Вот у меня ничего при себе не было и вот, -  я указала на свою разбитую скулу и ужасно болевшее, начинающее распухать запястье, -  это тюрьма, понимаешь?  Живут здесь такие как я и такие как она -  кто научился ставить себя и защищаться.  Кто законы выучил!  Остальные выживают.
Я ещё долго смотрела на Аню мрачным взглядом больших= тёмно-карих глаз.  Я мысленно досчитала до десяти, чтобы успокоиться и, не дай бог, не сказать чего-то резкого, обидного или пугающего.  Осторожно, чтобы не напугать девушку, я протянула руку и погладила её по волосам:
- Ты пойми, девочка, здесь тебе не воля.  Здесь волчьи законы.  Как в Тайге -  выживает сильнейший.  И, если ты не научишься защищаться и хотя бы делать вид, что не боишься -  погибнешь.  Или Машкой сделают на весь срок.  А наседка -  это заключённая, сотрудничающая с ментами, которую подсаживают в камеру, чтобы у кого-то что-то вызнать.  Покалякать -  значит поболтать, -  я улыбнулась и сказала как бы в пространство, -  а меня, может быть, на северА опять отправят.
К Аненому, скорее всего счастью, она не знала, что Пантера мертва.  Пока не знала.  Чтобы не мешать ей мыться, я вышла из кабинки и подошла к Мурке и Миле, чтобы скоротать время, пока Анна приводит себя в порядок.

Мурка и Мила оказались прекрасными собеседницами и за общением я совершенно не замечала времени.  Оказалось, что Мурка была воровкой, причём, совершенно классической:  клеила мужиков, соблазняла, приводила к себе, подсыпала снотворное  в алкоголь и всё -  потом появлялся её подельник и любовник и они вдвоём выносили из квартиры все ценности.  А вот Милку ложно обвинили.  Подружка на танцах подбросила ей пакетик марихуаны, который её попросил подержать у себя её парень.  Сейчас у обеих были романтические отношения.  Я не очень-то любила лесбиянок и, тем более, голубых, но вот эти две красавицы смотрелись до того идеально, что я решила, хотя бы внутренне и, хотя бы попытаться пересмотреть свои взгляды на однополую любовь.
- А твоя-то ничего, -  усмехнулась Мурка и подмигнула, -  только пугливая больно.  Зажатая какая-то.
- Ты уж её разожми как-нибудь, -  вторила подруге Милка.
Мы трое от души рассмеялись, потом я пояснила:
- Да не, вы не так поняли.  Я не по этой части.  Просто жаль её стало.  Она вообще, в натуре, не при делах.  Залетела по ментовскОму беспределу, -  вернее, по комитетскому, но этого им знать не нужно, -  а Пантера перед ней начала понты кидать.  Совсем зашугала девку.  Избивает, вон, по чём зря.
При этих словах пальцы у меня едва заметно дрогнули, так что этого вообще можно было не заметить.  Несмотря на мой "криминальный стаж", это моя вторая в жизни "мокруха", и обе были в результате самообороны.  Но, разве ж это теперь докажешь?
- Да уж, Пантера известная беспредельщица, -  начала было Мурка, но её перебила подошедшая с тазиком Анна.
- Только вернуть не забудь, -  хихикнула Мила на реплику медсестры.
    Я не сразу поняла, зачем девушке холодная вода, а, когда поняла, было поздно:
- А-А-А!!!  Ты что?!  Холодно!
Я больше кричала от неожиданности, чем от самого холода.  Но Аня, видно, была прекрасной медсестрой, потому что всё спокойно объяснила и убедила меня, что руку в холодную воду надо вернуть.  То, о чём она заговорила после этого, дошло как-то не сразу.  Я вытащила руку из таза и пристально посмотрела на девушку:
- Подожди, ты о чём базаришь?  Ты... -  мой взгляд метнулся в сторону кабинки, где осталась лежать Пантера и я всё поняла.  Взяв Аню за плечи я заставила её посмотреть себе в глаза, -  А теперь слушай меня внимательно!  Здесь лишние слова не очень-то в цене, особо с охранницами и следаками.  Да и со своими... -  я махнула рукой, потом продолжила вновь гипнотизируя Аню взглядом, -  Ты ничего не видела и не слышала.  Ты шла в мою кабинку, потому что я позвала тебя.  Столкнулась с Пантерой и быстро забежала в мою.  Всё!  Ты поняла меня? -  я сильно встряхнула девушку за плечи, потом сказала задумчиво, -  Но, с другой стороны, если совсем менты запрессуют, то можешь прогнать свою телегу* про нашу драку в камере.  Я подтвержу.
    Наш разговор был прерван душераздирающим, даже не криком, а визгом.  Обернувшись, я увидела как какая-то молодая девица стоит перед кабинкой Пантеры и орёт в голос, заливаясь истерическими слезами:
- Труп!!!  Тут труп!!!  Убили!  Убили!
- И тебя с нею забыли, -  пробормотала я в рифму, устало выдохнув, -  ладно, Анют, пошли одеваться.  Щас тут такой кипеш начнётся, так что нам лучше затеряться.
В банное помещение влетели двое охранниц:
- В чём дело?! -  спросила одна из них, постукивая дубинкой себе по ладони.
- Убили! -  продолжала орать девица, -  Пантеру убили!
Охранница заглянул в кабинку и попросила напарницу позвать санитаров с больнички.  Потом начались вопросы, выяснения, кто что видел, кто где был и так далее.
- Лично мы ничего, -  уверенно сказала я за себя и за Аню, -  я руку вывихнула, и вот она мне её в воде держала.
Не знаю, поверила ли мне охранница, но промолчала.  Потом всех развели по камерам.

                                                                                                                        ***

    - Ну вот, теперь мы здесь вдвоём, -  сказала я, входя в камеру.
Без Пантеры тут было тихо и спокойно.  Я осмотрела её личные вещи и кое-что тут же перекочевало ко мне в сумку или под матрас (у неё ведь было много чего интересного).  Найдя у неё пакет с баранками и плитку шоколада, я показала это Анне и спросила с улыбкой:
- Но с этим-то ты можешь чай попить?  А-то смотри -  есть не будешь, через зонд кормить будут.  Процедура, поверь мне, не из приятных.
Не зная, согласится ли Аня, я стала заваривать чай, на всякий случай, на двоих.  Некоторое время было очень тихо, потом я, не прекращая своего занятия, заговорила:
- Ты спрашивала, за что я села в первый раз?  Так вот...  Я ж детдомовская.  В пятнадцать сбежала из детдома, связалась с уголовниками, стала воровать.  С бандитами дружить.  У меня среди них даже кавалеры были, -  я хохотнула, -  а однажды на хате стал ко мне приставать козёл один -  глава нашей банды.  Я его бутылкой по голове.  Думала просто вырубила, оказалось...  Ну, насмерть, в общем.  Мне тогда двадцать было.  Молодая была...  Братва за него вступилась, а я эту бутылку, которой била, возьми да и подложи.... одному человеку....
Я замолчала, делая вид, что очень занята приготовлением чая.  На самом деле мне просто было тяжело сглотнуть и подкативший к горлу комок.  Когда я заговорила, голос у меня стал ещё более хриплый, чем всегда:
- В общем... меня на семерик осудили за убийство, многих наших повязали, кто-то в темноте друг друга порешил.  Я же лампочку-то прострелила, когда на меня нападать стали.  Единственный раз в жизни попала, представляешь? -  я хохотнула, потом снова посерьёзнела, -  Только вот, что с тем человеком стало, которого я подставила, я не знаю.  Слышала краем уха, что, вроде как тоже сидит.  По тому же делу, вроде бы как соучастник, но...  Так ты чай-то будешь?