Я слушал Аню и не мог понять:  она защищала всех подряд:  и Хаупта и своего провожатого.  Она готова взять все их грехи на себя.  Зачем?  Хоть прожги в ней дыру взглядом, хоть со Скополомином допрашивай!  Но этого мне никогда не понять.  Интересно, если потом её будут допрашивать другие и упомянут обо мне, она и меня будет защищать?  Или это ловушка?  Прикидывается наивной дурочкой.  Забалтывает, чтобы утаить важную информацию.  Я пристально посмотрел на девушку:
- Я вас не понимаю, Анна.  При допросе Хаупт, наверняка узнал ваше имя, кто вы, откуда и зачем прибыли в ГДР, так?/b] -  я снова посмотрел ей в глаза, -  [b]Узнав это, он должен был выполнить, что поручено и провести вас к вакцине, так?  А он что сделал?  Бросил вас в тюрьму, а сам вышел чистеньким?  И я ещё узнаю, почему он сделал это, -  последняя фраза больше предназначалась самому себе, нежели девушки, потом я вновь обратился к ней, -  Пора вам повзрослеть, Анна, а иначе вас не только посадят, но и поставят.  К стенке как в тридцать седьмом.  И никто не поможет -  побоятся.
Я говорил жёстко и безапелляционно.  Чащ всего, действительно, так и происходит.  Друзья, супруги, любовники, коллеги -  все они самые верные, самые близкие.  Но стоит только показать красную "корочку" и всё:  быстро найдётся один виноватый против десятка невиновных подлецов.  Мне ни раз доводилось видеть такие ситуации.  Наверное, поэтому у меня до сих пор не было близких друзей кроме Сергея Петрова -  друга и одноклассника.  Единственного друга.
- А, зачем вам пистолет?  Вы умеете стрелять?  А, может, у вас было ещё какое-то задание?
Я слишком сильно сжал её хрупкие плечи, но даже не заметил этого, пока она не сказала и я, ещё раз извинившись, не отпустил её. Видимо от страха она начала повторяться, заново пересказывая мне всю историю о своём подвиге.  Потом она заставил меня поднять бровь в удивлении -  она меня поняла!  Поняла и даже не злится, потому что я просто выполняю свою работу.
- Странно, -  задумчиво глядя вперёд, сказал я, абсолютно растерявшись, -  обычно нас боятся и ненавидят.  Вы боитесь, но не ненавидите, -  я снова посмотрел на неё, но посмотрел мягко, с сочувствием.  Хотел было положить свою руку на её, но передумал, видя как боится она моих прикосновений, -  вы уникальная девушка, Аня.  Но, вас и вправду могут расстрелять.  И это буду не я.  И обязательно расстреляют.  Либо в ГДР, либо в подвалах "Лубянки".  Тайным расстрелом, -  я усмехнулся.  Расстрелы-то, действительно, были тайными, только знало о них, почему-то, всё СССР.  Мера устрашения, ведь мы сами позволили вынести эту информацию в массы.  Пусть знают.  Зато не будут такими разговорчивыми, -  однако, вы надо мной издеваетесь.  Вы до сих пор не назвали мне имя человека, который дал вам поручение.  Можете, конечно, сказать, что вам это поручила родина, но, как вы понимаете, это ответ меня не устроит.  Можете сказать, что вам дала задание партия, но, если даже я пороюсь в вашей сумочке, чего я делать не собираюсь, то, скорее всего, не найду там партбилета, -  я убрал блокнот и ручку в "бардачок" и всё-таки взял Аню за руку, -  я могу сейчас отпустить вас.  Просто отвезти, куда вы скажете.  Хотите? -  я выдержал длинную паузу, -  Что ж, поехали.  Но только что вы будете делать, если к вам придут мои вышестоящие коллеги?  Я не смогу за вас заступиться, иначе по комитету поползут неприличные слухи о нас.  И тогда ваше желание исполнится и вас расстреляют.  А о своих близких вы подумали?  Ведь они у вас наверняка есть.
Хоть я и не собирался больше жёстко допрашивать девушку, не собирался даже дотрагиваться до неё, чтобы не перепугать ещё сильнее, в голосе моём появились металлические нотки, да которыми едва ли можно было услышать раздражение.  Эта, без сомнения милая и замечательная девушка, думает обо всех, кроме себя самой, совершенно не понимая, что своим молчанием делает хуже лишь себе самой.  Я никогда ни за кого не переживал (кроме отца и матери, естественно), а за неё, наверное, буду, если мои невесёлые прогнозы станут реальностью.  От осознания этого на душе стало совсем паршиво.  Я  чувствовал, как эмоции уже не подчиняются мне и я вот-вот сорвусь и наору на неё как на маленького непослушного ребёнка.  Сцепив зубы, я практически зарычал, откинув голову назад, а потом со всей силы ударил по рулю ладонями:
- Господи, Анна!  Я даже не спрашиваю имени вашего провожатого!  Сами найдём, -  эта фраза была сказана совсем тихо, потом я вновь перешёл на повышенный тон, -  Мне нужно только имя инициатора и всё!  Неужели это так трудно?  Вы ведь не разведчица, не шпионка, не секретный агент!  К чему строить из себя героиню, подвергая опасности и себя и близких?
На миг, мне захотелось выкрутить руль и погнать в сторону аэропорта, взять её под конвой и отвести в Москву, на "Лубянку" -  может, тогда она поймёт всю серьёзность своего положения,  Но мешал засевший внутри маленький червячок под названием совесть.  Естественно, что формально этой встречи и этого разговора нет.  И не было никогда.  Аня вернётся к себе в гостиницу, до которой я донесу её на руках, но прежде я узнаю ответ на поставленный мною вопрос.  А вот теперь кофе нужен больше ей, чем мне.  Чёрт знает что!

В конце её нескольких монологов, я просто от души рассмеялся и это был не нервный смех. 
- Да вам и на разведчика не нужно учиться.  Так изящно обойти прямой вопрос и не сдать мне заказчика!  Я почти в восхищении.
Был ли я в восхищении на самом деле?  Скорее в удивлении:  добрая, чистая, наивная, бесхитростная и бескорыстная, девушка сделала всё так красиво, заговорив меня прочувственными речами о добре и справедливости, что допрос без хорошей дозы Скополомина был здесь просто невозможен.  А ей и нужно-то совсем немного, -  машинально подумал я, -  а может, правда?  Отпустить её, а потом прислать к ней товарищей и уже разбираться с лампой и с протоколом?
- И чем же мой допрос страшнее, чем у Хаупта? -  спокойно спросил я, а сам подумал:  я даже не напрягаясь смог напугать её до полусмерти, а Хаупт допрашивал её целенаправленно и она его не боялась.  Это хорошо...  Значит об болван.  Или Анна врёт, -  я ещё раз посмотрел на бледное лицо и безвольное тело, -  да куда там ей врать!  Она сама себя не помнит от страха.
    Я крепко задумался.  По идее, выход был один:  развязывать ей язык препаратами или побоями.  Я бросил взгляд на забинтованную ногу и от последней мысли отказался -  подло.  Даже для меня это слишком.  Ведь фактически Анна виновата только косвенно.  Но секреты хранить умеет и своих не сдаёт.  Молодец!  Только, что ж мне теперь с тобой делать?
- Ладно, -  сказал я, заводя мотор, -  я отпущу вас, чтобы не было искушения применить к вам другие методы допроса, -  я посмотрел на девушку.  В моих глазах читались сочувствие и растерянность, и произнёс как можно мягче, -  я не хочу причинять вам боль.  Сегодня у вас её и так достаточно.  Где находится ваша гостиница?
Пока что дорога была прямая, никуда не сворачивающая, потому я вдавил педаль газа в пол и разогнался чуть ли не на полную скорость.  Нужно было выпустить пар, выбросить злость на несговорчивую девчонку, отказывающуюся отвечать на главный вопрос, на себя, за то что пришлось так обойтись с ней, несмотря на то, что сегодня она потеряла самого дорогого человека на свете (наверное, каждый скажет так о своей матери) и, конечно, на Хаупта, который так подставил бедную девушку.  Но лимит "пушистой" жалости и "шёлкового сострадания" потихоньку себя исчерпывал.
- Я прикрою вас как смогу, но, если всё же вас приговорят... -  я сделал паузу, -  Я помочь уже не смогу.  Просите своего заказчика или сопровождающего.  Пусть заглаживают свою подлость по отношению к вам,-  последняя фраза была сказана абсолютно бесстрастно.
Выкрутив руль, так что шины заскрипели, я свернул налево и снова погнал по прямой.  Я снова превращался в майора Куракина, грозу пятого отдела КГБ СССР -  беспринципного, но любящего свою страну человека.  Неизвестно, что больше разозлило меня:  собственное поведение или, как правильно заметила Аня, несправедливость.  Пока она останется кристально наивной и хрустально доверчивой девочкой-ангелом, она никогда не сможет восстановить эту самую справедливость.  Она будет попадать в беду, из которой не сможет выбраться самостоятельно, пока не повзрослеет и не научится защищать себя хотя бы морально.  Себя, а не всех подряд!  Но я не сказал ей всего этого.  Во-первых, чтобы не утомлять её, во-вторых, она не поймёт меня, также, как и я её.  Но, надо признать, день в её компании был приятным и я был благодарен ей за это.
    Сверившись с картой, которая лежала в "бардачке", я сделал ещё несколько поворотом и поехал по дороге к главной гостинице Новосибирска, которая находилась близ аэропорта.
- Ваша? -  спросил я, указывая на большое белое здание с живой изгородью по территории.

- Вы прямо-таки засыпали меня комплиментами, -  с лёгкой саркастической улыбкой сказал я, услышав, почему же я, всё-таки, страшнее Хаупта.
Как ни странно, я говорил совершенно серьёзно.  Я знал свою сволочную натуру и то, что говорила Анна, было чистой правдой.  Чего скрывать, много чего было в моей, несомненно, тёмной душе и мне нравилось видеть такую реакцию на себя.  Однако, сейчас я не получал удовольствия.  Ну не хотел я, чтобы Аня боялась меня!  Не хотел и всё тут!  Совесть мучала меня неизъяснимо.  Особенно после того, как девушка снова поблагодарила меня.  Как можно благодарить после такого?  Я же был неоправданно груб с ней.  А, может, она больна?  Ну не бывает таких в природе!  Или просто мне не попадались?
- Не за что, -  ответил я, когда девушка ступила на асфальт, -  простите, что был так груб с вами.  И, вы е понимаете, что...
Я не договорил, потому что девушка начала падать на землю.  Выскочив из машины, я оперся рукой о капот и перемахнул через него, чтобы не оббегать машину.  Я успел подхватить Анну под голову, чтобы она не ударилась затылком об асфальт.  Увидев мой героический прыжок, несколько проходящих мимо девушек обернулись и завистливо посмотрели, естественно, на Анну.  Наверняка, также как и медсестра в больнице, подумали, что я её молодой человек.
- Аня?  Что с вами? -  спросил я, легонько похлопав её ладонью по щеке (надеюсь, это правда было легонько) и проверил пульс.  Он был, но слабый.
Глупо было спрашивать, что с ней:  страх, голод, переутомление.  Для такой нежной девушки это очень большая нагрузка за день.  И частично, если вообще не пятьдесят процентов, виноват в этом был я.  Чёрт!  А нашатыря-то у меня, кажется, нет.  Подняв Аню на руки (судьба у неё сегодня такая -  жить у меня на руках), я пошёл с ней к ближайшей скамейке, надеясь, что свежий воздух приведёт её в чувство.  Сев, я стал растирать ей щёки и нажимать определённые точки на лице, которые помогают прийти в себя.  Если через две минуты она не очнётся, придётся вести её к себе, -  тревожно глядя на лежащую у меня на руках Анну, подумал я.

Я всё смотрел на лицо Ани, пытаясь определить, насколько глубокий у неё был обморок.  Я уже твёрдо решил вести её к себе, но, для начала, нужно было найти хоть что-нибудь, что могло бы привести её в чувства.  Чёрт побери!  Я же купил молотый перец!  Сойдёт за нашатырь.  Я поднялся со скамейки и, бережно держа Анну на руках, уже хотел направиться к своим "Жигулям" (если бы я разъезжал по Новосибирску на служебной машине, Аня бы вообще умерла со страху, как и половина горожан, которые сразу бы поняли, что за человек перед ними).  В этот момент ко мне подбежал какой-то мужчина:  крепкий, с выправкой, которая была видна даже при беге.  Как я и думал, он оказался военным.
- Майор Куракин, -  представился я в ответ.
Я не сказал, майором чего я являюсь.  Однако, если потребует документы, которые я, правда не обязан предъявлять, тогда узнает, майором какого ведомства я являюсь.  Мужчина сказал, что Анна его девушка, но я не спешил тут же отдавать ему драгоценный груз.  У нас в комитете нет никакого капитана Дубова, это точно, но, разве может сотрудник госбезопасности верить на слово каждому?  Это было бы опрометчиво.  Хотя я и мог отдать девушку ему и уехать, забыв хотя бы на время о всей этой неприятной истории, но отчего-то я не сделал этого.  Я не хотел, чтобы наивная доверчивая Анна попала неизвестно кому в руки.  Нет-нет, я вовсе не влюбился.  Скорее, это было похоже на заботу старшего брата или отца.  Пристально всмотревшись в глаза Дубова, я сказал:
- У неё сильно вывихнута нога и глубокий обморок, -  спокойно сказал я, -  для начала, давайте приведём её в чувства.
Не спрашивая молодого человека, я понёс Анну к своей машине и положил на заднее сидение, затем, достав из пакета баночку с молотым перцем, открыл её и несколько раз провёл перед носом девушки.

Новый знакомый оказался военным. Серёга обрадовался что Аню нашёл именно майор, а не какой-нибудь там Сеня Питерский. Всё-таки, у военных и воспитание, и этика, словом мозги промывают хорошо и прививают чувство долго, а если точнее, то крепко ввинчивают в голову. А это он знал по своему опыту - тоже самое прошёл.
"Правда, он не представился майором какого именно ведомства был, а то, может и, вообще, майор милиции? " - подумал Дубов. - "Если милиция - хорошо, но странно что не он сообщил Воронцову о находке. Батин друг, вроде как, все отделения милиции на уши поставил...."
Собственно, этот вопрос капитана не волновал, но не собирался тут в сыщиков играть. Ему и без того нужно было много сделать: привести Аню в чувство, например. Тем более, Воронцов позвонил три раза, пока Дубов бежал к гостинице. Сергей не знал что другу отца, вдруг, так понадобилось, тем более, он не ведал о бомбе в онкологической больнице где скончалась его несостоявшаяся тёща. Но перезвонить всё же надо было.
- На улице?! - удивился Дубов столь нестандартному ответу майора.
"Может, хоть в номер хотя бы пройдём?" - мысленно закончил он свою фразу.
Собственно, его очень удивляло то что Куракин захотел поиграть в доктора и собрался приводить девушку в чувство самостоятельно, не обращаясь к помощи профессионалов. Вот Дубов бы вызвал "Скорую". Во-первых, приезжают быстро и делают всё бесплатно. Во-вторых, работают там отлично. Ну, и, в-третьих, у Ани могло бы быть что-то серьёзное: давление, истощение, обезвоживание, интоксикация. А то и, вообще, может быть внутреннее кровотечение - это Сергей помнил ещё из армии, когда их учили оказывать первую помощь боевым товарищам во время войны. Но в том-то и дело!
"Одно помогать на войне - там и выбора особо нет и время пожалеть и засомневаться в дефиците, " - рассуждал он, - "Но если начать приводить в чувство на улице, самому с подручными средствами - это надо быть или супер уверенным в своих силах или глупым."
Но глуп ли майор или уверен в себе, Дубов не стал выяснять. С вышестоящим по званию он не мог спорить, не по уставу, но тот ничего не говорил про "Скорую". Дубов моментально достал телефон и пока Куракин что-то там колдовал с перцем, Сергей вызвал "Скорую", описав симптомы. На том конце провода уточнили адрес и попросили без самодеятельности - так как это может быть очень опасно.
- Спасибо майор, - эхом отозвался Дубов, подходя к авто. Магия Куракина сработала и каким-то образом Аня очнулась. Но это ещё не повод для радости - она снова могла упасть в обморок и, вообще, мало ли что могло случиться?! Дубов аккуратно взял девушку на руки. - Пошли наверх, я вызвал "Скорую", кто его знает, что там у тебя.

Подпись автора

"всегда помните: цельтесь в луну, и если вы промахнетесь, вы окажетесь среди звезд." © ♪ Музыкальный тележурнал ♫