Я находился в Новосибирске уже неделю и не мог дождаться возвращения в Москву.  Мне не нравились маленькие города.  Хотя Новосибирск был не очень маленьким, но всё равно мне было неуютно.  Хотя, на что я жалуюсь?  Двухкомнатная квартира, выделенные комитетом деньги, не особенно сложная работа.  Как барышня, ей-богу, -  пронеслось у меня в голове, когда я, поправив очки и поудобнее перехватив пакет с продуктами, вышел из гастронома.  День был не очень жарким, но почему-то именно сегодня хотелось, чтобы он поскорее закончился.  А ведь ещё нужно разобрать кучу бумаг.  И Хаупт этот...  Нагородил по самое не балуйся, а нам разгребать.  Предстоящая поездка в ГДР отнюдь не радовала:  придётся вести допрос человека, судя по материалам дела, абсолютно аморального, которого не то что за стену, в Штази на работу пускать нельзя.  Но это потом. 
    Задумавшись, я едва не столкнулся с весёлой компанией ребят, которые едва не снесли меня.  Я вовремя отпрянул и спрятал за спину пакет с продуктами, чтобы у меня не выбили его из рук -  всё-таки там на ряду со всем остальным, была и стеклянная тара.  А вот что я точно заметил, так это сидящую на асфальте девушку:  морщась от боли, она потирала ушибленную ногу.  Или подвернула, -  снов проскользнула мысль.  И можно было бы пройти мимо, предоставив девушке самой разбираться со своей проблемой.  Но я был не настолько законченной сволочью, потому, подойдя к симпатичной пострадавшей, тронул её за плечо, призывая обратить на меня внимание:
- Вам помочь?  Что с вами случилось?
Голос у меня был твёрдый, но вполне располагающий и даже добрый.  Какая роскошная обманка для обвиняемых и недругов!  Но ведь эта девушка не подходила к обеим категориям, потому говорил я с ней вполне искренне, без подвохов.  Наклонившись, я поднял с дороги её сумочку, которую легко могла переехать машин7а и, стряхнув с неё пыль, подал девушке:
- Держите.  Давайте руку.
Я протянул пострадавшей руку, чтобы помочь подняться, так как, судя по выражению её лица, с ногой у неё было что-то серьёзное.

Отредактировано Юрий Куракин (30.10.2017 00:03)

Я видел, насколько трудно было девушке подняться.  Она честно попыталась встать на вывихнутую ногу, но стало только хуже.  Мне пришлось обнять её одной рукой за талию, чтобы не дать упасть.  Ну не могу я её тут так оставить.  Она ведь даже до аптеки сама не дойдёт.  А ну как милиция остановит!  Решат, что пьяная -  менты они такие.
- Знаете что, у меня машина здесь недалеко, в ней есть аптечка.  Я сделаю вам перевязку, а потом отвезу в гостиницу, хорошо?
Конечно, я рисковал получить незамедлительный отказ, ведь со стороны ситуация выглядит довольно двусмысленно:  красивая девушка в коротком платье, которую крепко держат за талию, да ещё и предлагают пройти в машину.  И делает всё это совершенно незнакомый мужчина.
- Вы не подумайте ничего дурного, -  улыбнулся я, взглянув девушке в глаза, в которых, как мне показалось, витало сомнение, -  я не сделаю вам ничего плохого и приставать к вам тоже не собираюсь.  Ой, мы стоим почти на проезжей части.
Я сказал это очень вовремя, потому что за моей спиной с бешеной скоростью пронеслась сначала пожарная машина, потом машина милицейского патруля.  Ни говоря ни слова, я подхватил девушку на руки и быстро отнёс от опасного перекрёстка.  Всё ещё продолжая держать её на руках, я спросил:
- Не возражаете, если я донесу вас прямо до машины?
Девушка была очень лёгкой, поэтому мне не составляло никакого труда держать её на руках.  Приглядевшись, я понял, что она была очень красивой, изящной и нежной.  Воображение непонятно почему нарисовало её в свадебном платье западного образца, идущей к алтарю под руку с таким же красивым молодым человеком в белом костюме.  Я коротко тряхнул головой и снова посмотрел на девушку.  По-моему, я её где-то уже видел...  Но где?  Здесь, в Новосибирске?  Да, вроде нет.  В Москве?  Я не мог вспомнить, но нутром чувствовал, что я уже видел эти волосы и это лицо.  Улыбку.  Как будто бы даже она была в чём-то белом:  пальто или плащ.  Или пиджак, или...  Да нет, показалось, наверное, -  решил я и улыбнувшись, спросил:
- Ну что, идём?

Наверное я становлюсь сентиментальным (или просо старею), но девушка оказалась такой забавной, что я не мог не ответить на её улыбку.  Видели бы меня коллеги со стороны, решили бы, что мне нужен отпуск, -  подумал я и ответил:
- Вам очень идёт это имя.  Меня зовут Юрий.  Вам можно просто Юра.  Простите, что не могу пожать вам руку -  мои-то заняты.
Засмеявшись, я покрепче прижал девушку к себе, чтобы она перестала бояться меня и расслабилась, и широким шагом направился к жёлтым "Жигулям", которые стояли за поворотом.
    Донеся девушку до машины, я бережно спустил её с рук и помог сесть на заднее сидение.
- Снимите туфлю, я сейчас.
Оббежав машину, я открыл дверцу водителя и, достав из "бардачка" мини-аптечку, вернулся к девушке.  Её лодыжка так распухла, что страшно было даже прикасаться, под кожей уже наливался гематомный синяк.  Присев на корточки, я бережно коснулся Аненой ноги, чтобы определить место, куда нужно накладывать эластичный бинт.  Мда-а...  Вывихи я вправлять не умею -  только делать.  Ей бы лёд приложить...  Я огляделся по сторонам, чтобы понять, что у меня есть холодного.  Посмотрев в пакет с едой, я засмеялся, потом пояснил удивлённой Ане:
- Видите ли, вам нужен лёд, а у меня есть только это.  Вы не против? -  я достал из пакета с продуктами холодный кусок говядины и продемонстрировал его девушке, -  Ещё раз прошу прощения, но это единственный холодный предмет под рукой.
Анна особенно не сопротивлялась, поэтому я сначала аккуратно намотал обычный марлевый бинт, затем приложил к лодыжке холодное мясо, потом стал аккуратно накладывать эластичный бинт.  По временам я поглядывал на девушку, чтобы по выражению лица понять, не доставляю ли я ей лишней боли.  И, всякий раз, как я смотрел на неё, меня начинало терзать ощущение, что я уже видел это лицо.  Анна... Анна... Аня, -  мысленно повторял я.  На секунду я даже прикрыл глаза.  Точно!  Видел!  Видел, но где?  И даже как будто знал фамилию, которая начиналась толи на "ш", толи на "щ", толи эти буквы вообще были в середине.  Или их там вообще не было.  Или высыпаться тебе надо, Куракин!  Однако, я всё же задал мучивший меня вопрос:
- Скажите, Анна, а мы не могли с вами раньше не встречались?  Мне очень знакомо ваше лицо, но никак не могу вспомнить, где я мог вас видеть.  Вы местная?
Чёрт побери!  Звучит как допрос.  Но ладно, тон у меняя вроде мягкий, вот ещё улыбнусь для смягчения ситуации.  Я действительно улыбнулся и, закрепив бинт, сказал, подав девушке руку:
- Попробуйте встать, чтобы проверить, не затечёт ли нога.

- Делать с вами всё, что захочу?  Никогда не говорите такого незнакомцам, -  сказал я хоть и с улыбкой, но взгляд мой был донельзя серьёзен.
Видно было, что Аня была открытым, чистым и светлым созданием.  Верующие называют таких ангелами во плоти.  Но я был атеистом, потому просто сравнил её с красивой принцессой из какой-нибудь сказки:  добрая, несомненно любящая всех и вся.  Но, такая знакомая!  Странное ощущение снова не давало мне покоя.  Однако, Анна сказала, что мы точно не могли видеться раньше.  Она также как и я пыталась вспомнить, но...  Когда она упомянула мои запоминающиеся черты, я улыбнулся -  не сколько ей, сколько самой ситуации:  майор КГБ с запоминающимся лицом, ну не смешно ли?
- Это считать комплиментом?  Или я такой урод, что не забудешь?
Вообще-то я не отличался открытостью и радушием и, большую часть своей жизни был "мрачным персонажем", но в обществе Анны почему-то хотелось шутить и смеяться.  Разговаривая с ней, я чувствовал, как спадает дневное напряжение и уходит усталость, но циничные мысли иногда, нет-нет, да и проскакивали:  в Комитете ей бы цены не было.  Почти "медовая ловушка" -  деморализует любого противника одной только улыбкой.  Но с её открытость ей, наверное, трудно в жизни -  подлецов притягивают добрые люди, на которых можно паразитировать.  Девушка сказала, что она из Омска.  Я ни разу не был в Омске, поэтому всё, в принципе, сводилось к тому, что моё де жа вю вызвано обычной усталостью.
- Нет, -  ответил я на встречный вопрос, -  я москвич, а здесь просто проездом.
Естественно, я не стал уточнять, сколько длится мой "проезд".  Вообще, чем меньше она знает, тем лучше.  А-то ещё напугается -  нашей Конторы многие боятся.  И не зря, -  подумал я, улыбнувшись собственной мысли.
    Наконец, Анна встала на больную ногу и тут же болезненно поморщилась.  Я тут же приготовился, чтобы поймать её, если она начнёт падать.  Вот уж чего я не ожидал, так это дальнейшего хвалебного замечания.  Поразительно, но я смутился!  Где видано, чтобы Юрий Куракин смущался в присутствии женщины?  Однако, это случилось!
- Ощущаю себя студентом медицинского колледжа, -  признался я, а потом улыбнулся, -  значит, мне "отлично"?  Зачёт по оказанию первой медицинской помощи сдан?
К слову сказать, зачёт о оказанию первой медицинской помощи в спецшколе КГБ у меня, действительно, был сдан на "отлично".  Я уже открыл рот, чтобы спросить у Анны, не связана ли она с медициной, как она сама назвала свою профессию.  Медсестра, работает в больнице...  Анна Ш... Щев...  Тьфу, что ж такое-то?
- Хорошо, я отвезу вас в больницу, -  сказал я, открывая перед девушкой переднюю дверцу, -  здесь вам будет удобнее.
Улыбнувшись, я помог ей сесть, а сам обошёл машину и сел на водительское сидение.  Мы ехали медленно, потому что подпрыгивающая на плохо асфальтированной дороге машина могла вызвать дискомфорт у Ани, отдаваясь в повреждённую ногу.  Ехали молча.  Но я никак не мог сосредоточиться -  мешали образы, яркими вспышками встающие перед глазами столь ярко, что  едва ли не застилали то, что я видел физическим зрением:  мой кабинет, стол, яркий свет лампы, разложенные на столе бумаги.  Они всегда лежат ровно, а тут...  Дело Хаупта.  Текст, текст "...вызывал на конспиративную квартиру женщину лёгкого поведения... ... ...Помог совершить побег...  Содействовал в помощи кражи вакцины русской медсестре..."  Медсестре...  Я повернулся к Анне:  чёрные, слегка вьющиеся волосы...  А ведь в деле Хаупта были фотографии!  Японка -  это сразу мимо.  Ночная бабочка -  её описания нет в принципе.  Медсестра...  Тёмные волосы, глаза...  Я успел дать по тормозам за секунду до того, как наперерез машине побежала кошка.  Кошке-то ничего -  как шла себе по дороге, так и пошла дальше, а вот мы с Аней едва не врезались головами в лобовое стекло.
- Аня, а вы, когда-нибудь были в ГДР? -  вместо извинений спросил я таким тоном, будто это был самый важный в жизни вопрос.

- Да, мы там встречались, разве не помните?  Я вспомнил, где видел вас!  При въезде!  Не вспоминаете?
Ложь чистой воды.  В 100 школе КГБ учат импровизировать в любой ситуации, да ещё так, чтобы Станиславский трижды сказал "верю". Со стороны всё выглядит натурально и естественно, но внутри нарастает такое напряжение, что я с трудом могу усидеть на месте.  Наблюдательный человек сможет заметить моё волнение лишь по тому как сильно пальцы сжали руль.  Но, мало ли от чего пальцы руль сжимают.  Может, мне свело ладонь судорогой или...  Не важно, что за "или", главное, что я сейчас смотрю Ане прямо в глаза.  Очень не хотелось бы поймать себя на том, что взгляд стал жёстче, чем нужно в данной ситуации.  Профессиональная привычка, выработавшаяся за много лет как безусловный рефлекс.  Чёрт побери!  Ты что делаешь, Куракин?  У неё мать умерла, а ты...  Я отвернулся и провёл ладонью по лицу, будто смывая что-то.  Когда я заговорил снова, голос мой был уже намного мягче:
- Простите, Аня, -  извиняющимся тоном сказал я, чуть опустив глаза, -  у вас горе, а я тут лезу с расспросами.  Я не знал...
Никогда прежде мне не было так стыдно как сейчас.  Искренне, по-настоящему стыдно.  Я не умел заглаживать вину, особенно перед девушками.  Особенно перед теми, с кем не планировал никаких отношений.  Не зная, как поступить, я положил руку на плечо Анны.  В сознание снова начали всплывать какие-то образы и формироваться в логическую цепочку:  вакцина от рака, любящая дочь, медсестра Анна...
- А... отчего она умерла? -  как можно мягче спросил я, -  Я опять задал бестактный вопрос.  Простите меня.  Это всё усталость, -  смущённо улыбнувшись, я убрал руку с её плеча, -  но, если вы не хотите, можете не отвечать.
Но лучше бы ответила.  Если всё сойдётся, тогда у меня будет дополнительная информация по делу Хаупта.  Ну ты и сволочь, Куракин!

- Да нет, вы у меня время спросили и всё, -  проговорил я немного рассеянно, -  вы ещё пытались говорить со мной по-немецки.
И снова лёгкая улыбка.  Ей-то я улыбнулся, а вот самому себе хотелось дать подзатыльник за такое неумелое "легендирование" ситуации нашей возможной невозможной встречи.  Засиделся я в застенках дома №2.  Пора повышать квалификацию и идти "на холод" -  полезно для мозгов.  Анна же начала успокаивать меня, и даже пыталась улыбаться, из-за чего я почувствовал себя ещё большей скотиной:  я же разбередил ей душу и меня же за это успокаивают. 
    Я уже не надеялся услышать ответ на вопрос о диагнозе матери Анны, но она ответила на него.  Онкология!  Рак!  И вакцина была от рака. 
- Не может быть, -  медленно проговорил я, глядя строго перед собой, не забывая при этом смотреть на дорогу.
Столько совпадений за один только час (может, чуть больше) -  это уже мистика, процент которой слишком велик, особенно для нашего атеистического государства.  Медсестра Анна, которая была в ГДР и у которой мать умерла от онкологии, а не так давно пропадает вакцина, как раз для лечения этой болезни и предназначенная.  Но мать-то всё равно умерла.  За то время, которое прошло после побега тех девушек из-под стражи, Анна (если это, конечно, была она), уже десять раз успела бы её спасти.  А, если вакцина не сработала?  Бывает же такое.  Говорят, этот доктор немного не в себе.  Интересно, где он сейчас?  Почему-то Штази не даёт нам никаких данных о нём.
- Послушайте, а вы...? -  начал было я, но осёкся, поняв, что вхожу во вкус и уже, кажется, медленно но верно пересекаю грань между ненавязчивым любопытством и допросом.  На счастье нас обоих метрах в десяти уже был конечный пункт нашего назначения, -  ...Вы не будете против, если вас ещё немного поносят на руках?  Тут везде ямы, -  я кивнул на ковыренную-перековыренную дорогу, ведущую к зданию больницы, -  и это дорога к больнице! -  всплеснул руками я, -  наверное для большей посещаемости:  пока дойдёшь, уже нужно будет идти на несколько отделений сразу.
Я вышел из машины и, обойдя её, открыл дверцу со стороны Анны.  Подав ей руку, я помог ей выйти, но за несколько секунд до того, как она ступила на больную ногу, легко подхватил её на руки и понёс по направлению к приёмному покою, думая о том, что если когда-нибудь встречу кого-нибудь из градостроительного управления Новосибирска, обязательно заставлю его пройти здесь посреди ночи без фонарика.  Можно даже в заморозки.
    В приёмном покое как всегда... никого не было.  Приёмная была закрыта, а на двери висела табличка "ушла на перерыв".
- Чёрт знает что такое,-  проговорил я, поудобнее перехватив девушку, -  сейчас разберёмся.  Посидите здесь немного.
Аккуратно посадив Аню на единственный стоящий в коридоре свободный стул, я широким шагом направился по направлению к регистратуре.
- Добрый день, -  очень вежливо сказал я, заглянув в небольшое окошко, -  не подскажете, где я могу найти хоть кого-нибудь из приёмного покоя?
- А что вы хотели? -  вопросом на вопрос ответила полная, потрёпанная бытом и маленькой зарплатой женщина, даже не подняв головы.
- В коридоре сидит девушка, у неё сильный вывих и отёк на ноге размером с поллимона.
- И что?  У нас обед.
- А у меня девушка с...
- Что за шум, а драки нет? -  в помещение регистратуры откуда-то с угла завернула молоденькая девушка с миловидным личиком и звонким голоском.  На ней был врачебный белый халат и чистый колпак, из-под которого выбивались пряди тёмных волос, -  слушай, Зинка, мне тут подарили конфеты с ликёром.  Заграничные!  У меня в приёмном покое всё равно никого, пойдём, может... м?
Совершенно не стесняясь меня и, вообще, по-моему, меня не заметив, медсестричка продемонстрировала регистраторше бутылку дорогого французского коньяка.  Ну-ну!  Свети больше своими подарками,-  нехорошо ухмыльнулся я и спросил мягким-мягким голосом:
- А не боитесь такие подарки прилюдно демонстрировать?
Девица посмотрела на меня через плечо с таким видом, будто я лилипут, которого можно просто сдуть щелчком ногтя и сказала с высокомерием китайской принцессы:
- Ой...  Это ты что ли "люди"?  Не видишь, у нас обед.  Приходи через полчаса.
- А подальше от Новосибирска отдохнуть лет пятнадцать не хочешь?
Мой голос прорезал тишину, словно нож масло, а сталь в глазах только что не царапала по коже реальными, физическими царапинами.  Девица подалась вперёд, но встретившись со мной взглядом, отступила на шаг.
- Сюда смотри, -  опасно тихо проговорил я, опустив взгляд на собственную руку, в которой уже держал не раскрытую красную "корочку", на которой золотом были вытеснены серп и молот и надпись под ним "УГБ СССР".
- Ой, я... я... простите...
Вся спесь слетела с медсестры как луковая шелуха.  Импортные подарки она тут же спрятала куда-то под стол обалдевшей администраторши.  Это заставило меня криво усмехнуться:  а ведь, если бы тут обыск был, подставила бы подружку не задумываясь.  Может дать сигнал новосибирским товарищам?
- Бстро пошла на пост и приняла девушку в лучшем виде, -  таким же тоном сказал я, убрав удостоверение.
Не говоря ни слова, девица проворно выскочила в коридор и нацепив "дежурную" улыбку, застучала каблучками по направлению к стулу, где сидела Анна.  Естественно, она не могла видеть, что я показал в окошко регистратуры, зато испуг во взгляде молодой медсестрички не заметить было сложно.

Одна только обложка служебного удостоверения, и всё!  С Анной обращались как с королевой Анной Болейн.  Я не стал никуда уходить и неотлучно находился рядом с девушкой, главным образом для того, чтобы проследить, чтобы медсестричка не халтурила и не хамила.  Девица изредка поглядывала на меня, но лицо моё было непроницаемым и холодным, а серо-голубые глаза смотрели так, что у медсестры изредка дрожали руки.  Я не говорил ни слова, но она всё понимала и работала так, как, наверное, ещё никогда не работала.  Наверняка она подумала, что Аня моя девушка, потому что перед тем, как мы вышли из кабинета, сказала:
- Завидую вам.
Завидовала она или боялась?  Это меня не волновало, прежде всего потому, что все посторонние мысли выветрились, когда Анна назвала свою фамилию.  Вот они, буквы "ш" и "щ"!  Вот почему я так старательно "приклеивал" их к её имени.  Замерев у выхода, я на секунду прикрыл глаза.  "Анна Шевчук, 20 лет, медсестра, работает в больнице... ...проникла на территорию МГБ при содействии..."  Бог, или кто там есть на небе (если есть, конечно) знает, как не хотелось мне, чтобы той медсестрой с вакциной оказалась именно Анна!  Но 98% из 100%, что это она!  Теперь я почти уверен в этом.  Я оглянулся на девушку:  такая хрупкая, нежная и, вдруг, оказалась замешана в деле государственной важности.  По идее, сейчас нужно вести её прямиком в Москву, на "Лубянку" и разбираться уже там, но...
- Да ничего страшного, -  мягко улыбнулся я, -  никаких моих планов вы не испортили.  Я просто шёл домой с магазина, так что вам незачем просить прощения.
Ну не могу я её отпустить вот так просто!  Не допросить, но, хотя бы расспросить.  Просто, не для протокола.  Зато будет козырь против Хаупта, чтоб его тараканы съели!  Я никак не мог понять, что мне мешало поступить с ней также, как с остальными:  в машину и вперёд на допрос!  Агент КГБ не должен быть подвержен страстям и сиюминутным эмоциям, но Анну почему-то ну совсем не хотелось арестовывать.  На какой-то миг, я подумал, что влюбился, но потом отмёл эту мысль:  девушка была потрясающе красива и грациозна, но не в моём вкусе.  Однако, что-то всё равно цепляло меня, не давая сделать так как велит долг перед родиной.  Долг перед совестью, которая, как выяснилось, у меня всё-таки есть, оказался сильнее.
- Ну что ж, теперь я могу отвести вас, куда скажете.  Если, конечно, не позволите угостить вас кофе, -  я улыбнулся, заглянув девушке в глаза уже обычным, "человеческим" взглядом, -  но по этой советской беде, -  я кивнул на раздолбанную дрогу, -  идти я вам, всё-таки, не дам.  Не хочу, чтобы вас лечил здешний персонал.
    Донеся Анну до машины, я бережно посадил её на переднее сидение, стараясь не задеть больную ногу.  Мы снова ехали молча. Я никак не мог придумать (двойка тебе по психологии, Куракин!) как начать разговор о вакцине так, чтобы не напугать девушку?  Чтобы она не замкнулась в себе и, не дай бог, не начала плакать -  уж чего мне здесь точно не нужно, так это женских истерик -  насмотрелся на работе.  И, наверняка, увижу ещё не одну.  Доехав до небольшого кафе, я остановил машину напротив входа и повернулся к девушке:
- Ну что, зайдём?
Девушка заметно колебалась, да и я тоже.  Пригласить в кафе, а, затем, начать расспрашивать про поездку в ГДР?  Тогда это будет выглядеть совсем паскудно, она ведь может подумать, что я её только ради этого и спасал.  А так, можно расспросить сейчас, а потом постараться сгладить всё это чашечкой хорошего кофе с пирожными.
- Меня не было тогда в ГДР, -  нарушил тишину я, чуть постукивая пальцами по рулю, -  а вы были.
Развернувшись к девушке, я пристально посмотрел на неё, медленно коснувшись нагрудного кармана.  Достав удостоверение, я раскрыл его и поднёс к глазам Анны.  Выждав полминуты (обычно именно столько времени требуется человеку с хорошим зрением, чтобы прочесть несколько строк), я убрал его обратно и заговорил твёрже, но отнюдь не так как с медсестрой из больницы:
- Я не выслеживал вас специально и не планировал допрашивать вас.  Я не знал вашей фамилии, пока вы сами не назвали её в больнице.  Но вы фигурируете в материалах дела некоего Манни Хаупта, помните такого?  Я видел вашу фотографию, но позабыл о ней, а теперь вспомнил -  на ней я вас и видел, -  я тронул девушку за плечо, мягко но настойчиво разворачивая к себе и посмотрел чётко в глаза, не давая ей отвести взгляд.  Некоторые говорили, что у меня гипнотический взгляд, от которого невозможно отвернуться.  Не знаю, правда ли это, или это просто лесть коллег и страх напуганных обвиняемых, но я поймал взгляд Шевчук и не собирался его отпускать, -  не будет никакого допроса под протокол и никаких подвалов с лампами,-  мягко проговорил я, -  но я всё же хочу, чтобы вы ответили на мои вопросы.  Это вы та медсестра, которая украла вакцину из здания МГБ?
Тишина, нарушаемая только урчанием не выключенного ещё мотора.  Она смотрит в мои глаза цвета стали, а я в её -  цвета горького шоколада.  Теперь уже не могло быть никаких колебаний.  Я отпущу её, но только после того, как узнаю всё, что мне нужно. 
- Я не буду арестовывать вас, Аня, -  повторил я, -  и не причиню вам вреда.  После того, как мы поговорим, мы пойдём пить кофе, а потом я отвезу вас туда, куда вы скажете.  Не бойтесь.  Ни меня, ни Хаупта.  Он не о чём не узнает.
А будь я на её месте, я бы испугался собственной последней фразы, а-то звучит так, будто я его убивать собираюсь.  Хотя, чёрт знает -  всё зависит от него.

Эффект был вполне ожидаемый:  Аня насмерть перепугалась.  Если б на её месте была та американка, из-за которой отца едва не расстреляли и реагировала бы также, как сейчас реагирует эта хрупкая девушка, я был бы на вершине блаженства, но нет!  Передо мной насмерть перепуганная молодая медсестра, потерявшая мать, которую, судя по тону, которым она о ней говорила, любила больше жизни.  Она даже дышать не может и я уже проклинаю себя зато, что вообще начал этот разговор.  Не услышь я её фамилию, она бы сейчас была в безопасности и улыбалась бы своему спасителю.  Нужно было хоть как-нибудь спасть положение.  Я взял хрупкую ручку Анны в свои и чуть сжал:
- Поймите, Анна:  кража вакцины -  это дело государственной важности сразу двух стран.  Если бы вы попали в руки к моим... коллегам, вас бы скорее всего расстреляли.
Некоторое время она собиралась с мыслями, потом всё же заговорила.  То, что она сказала, было весьма странно, ведь Манни Хаупт в тот день был на посту -  это точно, все даты прописаны в его деле.
- Очень странно... -  проговорил я, глядя куда-то сквозь девушку, -  очень...  А, вы можете описать этого мужчину?  Не торопитесь, мы никуда не спешим.
Я достал из "бардачка" блокнот в чёрном переплёте и ручку, приготовившись записать её показания.  Цепочка постепенно выстраивалась так, как нужно.  Я до последнего не верил, что Анна и есть та медсестра, которая, при содействии Хаупта сбежала из тюрьмы и за кражу вакцины объявлена врагом народа.  По крайней мере, так считают в ГДР.  Надо бы как-то её прикрыть...  Сделать так, чтобы о ней забыли в МГБ.  Я снова посмотрел на девушку:
- Если вы так и не встретились с Хауптом, как же тогда вы украли вакцину?  И, это же вы сбежали из тюрьмы МГБ?  И не одна.  Харука Муори ваша подруга?
Я понял, то снова вхожу в раж и засыпаю Аню сразу кучей вопросов, как обычно делаю для деморализации обвиняемого.  Куда уж её деморализовать, -  подумал я и осторожно провёл рукой по голове девушки, будто гладил маленькую девочку или котёнка:
- Я задал слишком много вопросов одновременно.  Простите меня.  Не торопитесь, времени много.
Отвернувшись, я положил руки на руль и на миг на него же опустил голову.  Никто и никогда не видел жестокого майора Куракина в таком состоянии.  И не увидят!  Не знал, что муки совести настолько болезненны.  Выдохнув, я проговорил ровным монотонным голосом, по-прежнему глядя перед собой:
- В ГДР вас объявили врагом народа, Анна.  По счастью, допрашивать Хаупта поручено мне, так что информация о вас не просочится.  Я попробую сделать так, чтобы в ГДР забыли о вашем существовании, но для этого вы должны рассказать мне всё.  Кто дал вам задание украсть вакцину?
Я снова повернулся к девушке и снова не сводил с неё пристального взгляда.  Ну же!  Скажи! -  мысленно молил я её, -  Мне нужен инициатор, но я не хочу вытягивать из тебя клещами!  Скажи!  На лице у меня не дрогнул ни один мускул, но сердце колотилось так, что было ощущение, будто оно вот-вот выскочит через горло.  Я приглушил мотор.  В машине была абсолютная, тяжёлая, напряжённая тишина, которая только что не звенела.  Я ждал ответа Анны, от которого зависел дальнейший ход расследования.

От страха девушка говорила путано, потому записать её описание внешности охранника было почти невозможно.  Моё счастье, что я неплохо рисовал.  Пока она говорила, я на скорую руку набросал на блокнотном листе черты мужчины и показал рисунок Ане:
- Он?
Я сам был шокирован тем, что получилось, потому что с листа на меняя смотрел Манни Хаупт собственной персоной.  Может, я просто думал о нём, когда рисовал?  Да нет, она чётко описала рот и глаза...
- По вашему описанию выходит, что охранник и есть Манни Хаупт, -  медленно проговорил я, сосредоточенно вглядываясь в собственный рисунок, -  вопрос:  почему он не повёл вас к вакцине, а стал допрашивать?  Он не узнал вас?
В голове у меня крутился такой мысленный водоворот, что я не знал, с какого конца распутывать этот клубок.  Манни Хаупт получает от кого-то задание (от кого, я выясню у него самого), сопроводить Анну в здание МГБ, но при этом просто допрашивает её и сажает в тюрьму.   Либо он спятил, либо я ещё чего-то не знаю.  Какой-то важной детали...  Я откинулся на спинку кресла и потянулся, заложив руки за голову.  Усталость снова дала о себе знать.  Так бывало при длительных допросах, которые нельзя прерывать, но тогда мне приходилось героически терпеть дискомфорт, чтобы не показать вида, что со мной что-то не так.  Сейчас же я позволил себе расслабиться.  В присутствии Анны это получалось легко и непринуждённо.  Она не агент и не расскажет вражеской разведке о том, что сотрудник КГБ устал и выбивается из сил, а из дважды два никак не может получить четыре.
- Ваш Манни Хаупт редкостная свинья, -  проговорил я, не меняя позы, -  он, фактически, подставил вас, посадив в тюрьму.  Он выставил вас как врага народа и чуть ли не тайную агентессу КГБ.  Теперь в ГДР именно так и думают.  Себя он подставил ещё больше, но не буду утомлять вас рассказом о его "подвигах".
Это была закрытая информация, которую Анне знать явно не полагалось.  Что--то мне подсказывало, то она и не хотела этого знать.  Кофе-кофе-кофе, нужно срочно дать ей кофе, -  подумал я, видя, как девушка бледнеет прямо на глазах.  Она говорила что-то ещё.  Что-то не относящееся к делу, и я уже подумал, что сейчас уже пойдёт этап успокаивания и этот неприятный для обоих разговор можно будет закрыть, но она сказала фразу, за которую я не мог не уцепиться.  Резко сев, я развернулся к девушке и, взяв ещё за плечи (наверное, жёстче, чем нужно было), немного приблизил к себе, глядя в лицо:
- Кто, Аня?! -  запальчиво спросил я, -  Кто поручил вам отправиться за вакциной?!  Только имя и фамилия!  Всё!  И я отстну от вас с расспросами, обещаю! -  забывшись, я чуть встряхнул хрупкое тело и чеканно, как на допросе, ещё раз спросил -  Кто поручил вам отправиться в ГДР за вакциной?
Мы смотрели друг другу в глаза.  Я держал Анну и ощущал, как дрожит у меня в руках её тело.  Она была в панике, а я не сводил с неё взгляда.  Чёрт...  И всё-таки это допрос...  Не хотел я так!  Я положил руки на руль и уткнулся в них лбом.  Я напугал бедную, ни в чём неповинную, ну, почти не в чём, девушку, но я обязан докопаться до правды, какой бы она не была.
    Я не знаю, сколько прошло времени.  Когда я повернулся к Анне, она была всё в той же позе и с той же бледностью на лице.
- Не хотел я так, -  немного севшим голосом проговорил я, убирая прядь волос с лица девушки, -  раз сегодня день извинений, простите и вы меня, если сможете, -  я немного помолчал, -  поймите, Аня, вас случайно сделали винтиком Системы.  Втянули в большую игру, в которой вас вообще не должно было быть.  Потому я и спрашивал у вас имя того, простите, гада, который дал вам такое поручение.  Он фактически послал вас на самоубийство.  Я никогда не причинил бы вам вреда и постараюсь сделать так, чтобы его не причинили другие.  Посмотрите на меня.
Я слегка поднял её лицо за подбородок и посмотрел в глаза.  Мой взгляд был мягкий и обеспокоенный, даже где-то виноватый, а лицо расслабленное.  Рот утратил жёсткость и на губах даже была лёгкая улыбка.  Советский чекист, проявляющий такую гамму эмоций!  "Двойка" тебе по конспиралогии и физиогномике, Куракин!