внешний вид
При себе ничего нет кроме денег, которые она спустит прямо сейчас...
Аня сама с трудом могла объяснить себе почему именно разозлилась на Серёгу, ведь головой она понимала, что после запрета отца он говорить о болезни матери не мог, но знания о младшем Дубове твердили, что в его силах было этот запрет нарушить. Остаётся только вспомнить сколько раз он этот чёртов сахар в генератор засыпал... Чего ему стоило... Может он просто не хотел и сам чтобы она знала. Может был настолько зол, что его девушка неплохо проводила время со своим другом детства в Индии, а не с ним. Ну нет, она злилась на своего мужчину, но не на столько чтобы влёт позабыть о магическом всепрощении к нему и о том насколько сильно она его любит, о том как верит в его искренность и честность хотя бы по отношению к ней. В общем она просто была уверена в том, что имела полное право знать о происходящем, вернуться и быть всё это время рядом с мамочкой. В конце концов они только и есть друг у друга. Она самый близкий и родной человек. Шевчук совершенно не мыслила жизни без любимой матери, ведь та даже на базу переехала, оставив любимую работу и город, после известного всем случая с Сергеем.
С того момента как стала известна истинная причина пребывания матери в больнице, девушка не находила себе места. Ей нужно было терпеть и ждать. Ждать пока они доберутся от базы до места отбытия, пока доедут до гостиницы, пока дождутся часов приёма, ждать и считать минуты до встречи с матерью. А ещё гадать... гадать насколько всё серьёзно и сколько им осталось... Находиться в этот момент рядом с Сергеем было невыносимо трудно. Возможно даже ей просто нужно было на кого-то злиться. На кого-то кроме себя. В последнее время с любимым отношения как-то не ладились. Он то подставлял её (хоть и из лучших побуждения), то злился на поездку. В общем всё совпало, а ему не привыкать. Приехали они слишком поздно чтобы сразу рвануть в больницу. Она, конечно, хотела попытаться, но Дубов (невероятно) сумел убедить её, что Люда уже спит и беспокоить её в такое время не стоит. Лучше дождаться завтра. Аня согласилась, но спалось ей очень плохо, а утром в гостинице удалось просидеть минут пять от силы, а до начала приёмных часов было ещё так долго. И то не совсем верно сказано. Она то присаживалась, то расхаживала по комнате туда-сюда, естественно она нервничала. А в результате сказала парню, что пройдётся по магазинам.
Сначала она просто слонялась по городу, особо даже не разбирая куда идёт и точно позабыв о времени, теряясь в своих мыслях. Просто прямо, глядя куда-то в себя, а не на дорогу. А потом на глаза попался магазинчик. Она помнила, что у раковых больных и без того особое питание. Аня отчаянно пыталась вспомнить что же будет полезнее всего купить и постаралась соблюсти все, воспроизведённые памятью, запреты. А вот выходя из магазинчика на улицу она поняла, что совершенно не помнит как дошла сюда и как теперь добраться до гостиницы или больницы. С ориентированием на местности у неё всегда была беда и сейчас она чуть ли не впала в панику, ведь ничего кроме денег с собой и не брала. Однако, попытавшись собраться, она вспомнила, что по дороге сюда Серёжка упоминал номер больницы. Отделение она знает и пациентку нужную найти ей там помогут точно. Пришлось каждый раз останавливать прохожих и уточнять в каком направлении ей стоит идти (особенно после того как пару раз двое мужчин направили её по ошибке в совершенно противоположное от больницы стороны) и она после пятнадцатого человека даже считать перестала, не уставая всех благодарить.
Наконец-то ей удалось отыскать нужную больницу, а в регистратуре ей подсказали в какой палате лежит Шевчук. Пришлось правда доставать своими вопросами и пациентов в поисках нужного отделения и палаты, но цель оправдывает средства - палату она всё же нашла, хоть и заходить внутрь какое-то время не решалась. Постояв неуверенно и шатко возле двери пару минут, убеждая себя в необходимости быть сильной и не плакать, она всё же пересилила себя и, осторожно открыв дверь, прошла в палату. Однако при виде Людмилы, такой беспомощной и прилично похудевшей с момента их последней встречи, она позабыла обо всех обещаниях и, прижав с силой свободную ладонь ко рту, зарыдала, стараясь делать это абсолютно бесшумно, так как, как ей показалось на первый момент, мама дремала. Девушка безусловно привыкла, что её мать это стойкий солдатик, способный даже в самые тяжелые времена оставаться сильной, мудрой, успевающей держать всё под контролем женщиной. Она готовилась к такой картине, но увидеть её живьём оказалось гораздо больнее. Да ни с чем на свете эту боль невозможно сравнить. Это ведь принятие... или настойчивое желание небес показать всеми силами насколько всё неизбежно. Насколько всё близко... Во время практики она уже видела людей, находящихся в таком подвешенном состоянии примерно где-то между жизнью и смертью, где никогда не знаешь в какую сторону уже в следующую секунду дунет ветер и на какую половину сместится судьбоносная нить. Видела она и родных пациентов. Понимала, что никто не вечен, но совершенно не желала представлять себя на их месте... и вот...
Положение матери было слишком шатким и непредсказуемым. Сергей в медицине не слишком разбирался, Аня собственно тоже на уровне медсестры. Но раз уж Люда так устало выглядит и из больницы её не выписывают, а операцию не назначают то ситуация уже оставляет желать лучшего. А если метастазы рванут куда не надо? А если вверх? А если кровоизлияние или ещё какая-то смертоносная трагедия? Что если Шевчук вообще могла её не застать живой? Страшно представить... Но сейчас ведь Людмила дышит, пусть с хрипами и как-то увеличены промежутки, но она чётко видит что дышит. А уже в следующую секунду приоткрывает глаза, словно чувствуя, что дочь рядом. Даже представить сложно как и она хотела обнять и поцеловать родное дитя. Ведь будучи отличным врачом она не хуже всех понимала своё положение. А увидеть улыбку матери Ане оказалось ещё тяжелее. Вот снова всё так, она опять сильная, а её плоть и кровь даже собраться не может, даже не может перестать жалеть себя и думать о том как ей жить без матери, без её строгих, но душевных слов и советов, без её ласковых рук и трепетной заботы...
Она и не помнила как в процессе этих размышлений дошла до койки матери и присела рядом, как опустила пакет с гостинцами на пол и как уже ловила на себе её прикосновения с мольбами не плакать, а сама не могла остановиться, пытаясь сквозь слёзы просить прощения уже и сама позабыв за что. За то, что упустила и допустила всё это? За то, что оставила её? За то, что так долго добиралась? За то, что чёрт её понёс вообще в этот магазин, нужно было остаться с Серёжей и прибежать сюда при первой же возможности, а не с небольшим опозданием. Сквозь потоки слёз она всё же сумела расслышать о том, что и сам Дубов буквально только что вышел из палаты с медсестрой, но у Ани даже не было сил на припоминания о том какой её парень бабник, ей просто хотелось чтобы это всё оказалось дурным сном и она проснулась в мире, где мамы живут вечно. Однако через какое-то время матери всё же удалось привести дочь в чувства и медсестра сумела выдохнуть все эти мысли, кружившие в её голове, и взглянуть на всё привычно оптимистично. Она даже успела рассказать о поездке и о поиске клада (естественно упустив все неприятные моменты), попутно то укрывая одеялом мать то убирая его вовсе (по требованию, конечно), а Люда успела отметить, что очень рада, что вместо того чтобы страдать возле кровати матери дни и ночи, её дочь весело проводила это время, ведь жизнь не вечна и нужно ценить каждый её момент. Рассказала и о том, каким Серёжа, оказывается, может быть собранным и заботливым. Как он был здесь каждый день и час, и не позволила дочери свалить это на приказ отца. Аня же не могла оспаривать чутьё матери. Может быть он повзрослел и оттого дежурил тут благодаря искренним чувствам. В конце концов не зря же она его любила всем сердцем. Скорее всего и ей пора переставать порой быть эгоистичной маленькой девочкой. Да и когда бы Люда за Серёгу вступалась. Это точно не просто так.
Счёт времени она уже потеряла, а Сергей с медсестрой всё не возвращались. Впервые в жизни девушка не волновалась о том, что же так долго наедине друг с другом могут делать любитель женщин всех сортов и медсестра. Аня даже начала улыбаться слушая рассказы о той самой даме, что ухаживала за её матерью всё это время. Люда отзывалась о ней очень тепло и это грело сердце дочери. По крайней мере женщина чувствовала себя максимально комфортно, насколько это вообще возможно в её состоянии. Рядом был Серёжа... только дочери и не было, но теперь же уже ничего не исправить, правда... Но разговор пришлось прервать из-за резко подступившей тошноты больной. Аня вытащила посудину и с ужасом заметила, что Людмила сплёвывает сгустки крови. Но женщина не позволила дочери звать врача, просила её успокоиться и не волноваться. Спорить и раздражать мать Шевчук не стала и предложила выпить стакан воды, опуская таз на пол, но та отказалась. Бутылка с водой всё ещё была полной, а уже обед. И девушка бы рассказала о необходимости воды для организма, если бы мама в ту же секунду не потеряла сознание.
- Врача! Прошу вас, позовите скорее врача! - сразу же выскочив в коридор закричала Аня, снова прижимая ладонь к губам и безуспешно стараясь не разрыдаться. Она искренне не понимала почему всё так и надеялась, что это просто от волнения, что всё несерьёзно, что всё не правда. Что это не кома из которой порой не просто не выходят, а в которой и прибывают недолго. Что это не кровоизлияние. Что она просто резко уснула и через пару часов проснётся. И она упорно не хотела собирать все симптомы в кучу и признавать, что любая надежда здесь слишком призрачна. - Кто-нибудь, пожалуйста... - и от волнения сама она почувствовала сильное головокружение, практически припадая плечом к стенке, пытаясь удержать равновесие, и тихо стекая по ней на пол, закрывая лицо руками.
офф
Простите, что заставила себя так долго ждать, обещаю исправиться... Правда... меня тут немного понесло, но думаю это простительно. Особенно с учётом моего отсутствия)))
- Подпись автора
В любви — лишь двое. Весь мир вокруг — декорации. |
|